Кризис среднего возраста

Но было и еще одно обстоятельство, пролегшее между ней и Ба огненной чертой, через которую Аня пока не могла переступить. Та давняя история с кинооператором. Наверное, она развела их по разные стороны баррикады, где с одной стороны остались обманутые верные жены, такие, как она, Аня, а с другой – красивые, сильные женщины, спокойно берущие от жизни все, что им нужно. Такие, как молодая и смелая Ба.

А как же тогда «любовь всегда права»? Очарованный оператор ушел от жены и приемного сына. Но кто же захочет валандаться с постылой женой, когда есть любимая женщина? Зачем? Из чувства долга? Но это инквизиторская пытка! И для постылой жены, между прочим, тоже.

Выходит, не было виноватых? Увы, трагический исход этой драмы ломает удобную схему. Блудница вернулась в семью, но водевиля не получилось. Герой-любовник не притворялся, залил сцену живой, теплой кровью. Наверное, это было большое чувство – одно на миллион. Но Ба, молодая и смелая, в нем уже не нуждалась.

И что она должна была делать в сложившейся ситуации? Уйти из своей семьи к оператору, уже нелюбимому, чтобы тихо его ненавидеть за сломанную жизнь? А если бы знала трагическую развязку? Принесла бы себя в жертву? И он бы принял, сочтя за любовь...

Но что толку ворошить чье-то прошлое, давно ушедшее, почти забытое, где уже ничем не помочь, ничего не исправить и, увы, не извлечь уроков? Кроме одного – зло всегда бумеранг, возвращающийся с пачками старых счетов. Иногда к тебе, чаще к детям и внукам. Но ведь это еще больнее, не правда ли?

Забытая старушка итожит «минувшие дни и битвы», ее внучка сидит у разбитого в щепки корыта, и кинооператор злорадно взирает на них с небес. А может быть, печально. Или равнодушно...

Калитка оказалась открытой. По расчищенной от снега дорожке Аня прошла к дому. На стене под кнопкой звонка висела записка: «Дерни за веревочку, дверь и откроется». Значит, не заперто. Ба ждала ее – именно ее! – и не сомневалась, что она придет.

Аня постояла на крыльце, преодолевая неизбежную неловкость, и шагнула в прихожую. В доме висела гнетущая тишина, и ей вдруг вспомнился давний, полузабытый сон. Будто идут они с Ба бесконечными торговыми рядами, и Аня рвется вперед, досадуя на медлительность попутчицы. «Я скоро умру», – говорит Ба. «Иди тихонько. Я тебя найду», – отвечает Аня и спешит вдоль прилавков, разглядывая выставленные товары. И вдруг видит Ба в параллельном пустом ряду, совсем одну, в ослепительно белых туфлях. И хочет окликнуть ее, позвать, но Ба неожиданно исчезает, растворяется, тает в воздухе. И Аня мечется в безликой, равнодушной толпе, охваченная раскаянием и нарастающим диким страхом, не в силах поверить, что больше никогда – никогда! – не найдет ее, не увидит, не вымолит прощения, не скажет о своей любви...

Она проснулась в слезах и долго еще не могла стряхнуть наваждение, избавиться от тягостного чувства невосполнимой утраты. Говорят, все люди делятся на две категории – тех, кто предпочитает не вспоминать о смерти, и других, которые с тайным страданием смотрят на своих любимых, невольно думая о неизбежности их ухода и холодея от ужаса. Аня была из второй категории – думала и холодела. И сейчас это чувство вернулось – вдруг показалось, что Ба больше нет, что она опоздала...

На ватных ногах Аня бросилась к ее комнате и распахнула дверь. Ба лежала на диване в белых брючках и читала «Фантазии женщины средних лет» Анатолия Тосса. Она опустила книжку, сдвинула на кончик носа очки и усмехнулась.

– Интересно? – спросила Аня. – Все собираюсь прочитать – никак руки не доходят.

– И не читай, – отмахнулась Ба. – Такое ощущение, будто в грязи вывалялась... Ну, что смотришь на меня, как на покойника в гробу? Я пока помирать не собираюсь.

– А что с тобой? Михеева сказала, ты в обморок падала...

– Да пес его знает. Вроде не болит ничего, а плохо, слабость.

– Врача вызывала?

– Врача не вызывала.

– Почему?!

– Надеялась, может, само рассосется.

– А температура у тебя есть?

– Сегодня появилась, – неохотно созналась Ба.

– Высокая?

– Тридцать восемь и четыре.

– Так! Участкового вызывать уже поздно, – взглянула на часы Аня. – Я звоню в «Скорую помощь»...

Прибывший доктор, симпатичный большой мужик, мгновенно разрушил очарование, хмуро осведомившись:

– Хотите жить вечно?

– Хотим жить, сколько отпущено, – холодно произнесла Аня. – Но качественно.

– А от меня чего ожидаете? Мы не лечим. Вызывайте участкового.

– Вызовем обязательно. А пока помогите больной, сделайте укол, пусть она хоть поспит немного. Это, надеюсь, в вашей компетенции?

– Что вы мне вкатили? – строго осведомилась Ба, стоически перенеся экзекуцию.

– Цианистый калий вас устроит? – мрачно пошутил доктор.

Аня сунула ему в карман заранее заготовленные двести рублей и молча указала эскулапу на дверь.

– У вас явное обострение пиелонефрита, – бросил тот, уходя. – Пять дней нолицин и побольше клюквы во всех видах...

По комнате разлилась звонкая птичья трель, и Ба извлекла из-под подушки новенький мобильный.