Кризис среднего возраста

– Ну зачем же на улицу? Дадут пристанище. Не такое, конечно, барское, попроще. Сколько я его просила отказаться от этого варианта! Взять трехкомнатную квартиру в хорошем доме. Ведь все мы ходим под Богом. Но нет! Ему хотелось блистать во всем! Быть первым среди лучших, как про кого-то там сейчас пишут. Разве его заботила моя участь? То, что меня выкинут на улицу, если он уйдет первым? Ха! Разве он собирался уйти первым? Думал жить вечно. А вернее, ни о чем он не думал. Просто жил как хотел...

...Я знаю, знаю: «О мертвых или хорошо, или ничего», – продолжила она после долгой паузы. – Но я не собираюсь его ругать. Просто расскажу тебе все, как есть на самом деле. Я же вижу, как ты на меня смотришь. Удивляешься, что не вою от горя, не посыпаю голову пеплом? Где-то я прочла недавно рассказ об одном американском актере, не помню даже, о ком именно. Его дед после смерти любимой супруги женился на няне своих детей. Она служила ему верой и правдой много лет, родила еще шестнадцать отпрысков и была хорошей матерью и женой. А на похоронах бросила на крышку гроба горсть земли и сказала: «Слава тебе, Господи! Наконец-то я от него избавилась!» Какая трагедия! Волосы дыбом. Или фарс? Как ты считаешь?

Зоя потрясенно молчала.

– Не хочу проводить никаких аналогий. У меня совсем другая история. Но, как говорится, все же, все же, все же... Ты, наверное, заметила даму, которая весь день простояла у тела как приклеенная? Не могла не заметить...

«Вот она, эта странность», – подумала Зоя. Женщина в глубоком трауре, намертво присохшая к гробу, а рядом девушка лет двадцати. Напряженные, полные вызова и затаенной угрозы. Время от времени дама глухо рыдала, и тогда девушка поила ее водой из бутылочки. На фоне сдержанной скорби присутствующих нарочитая демонстрация чувств казалась искусственной. Их старательно обходили взглядами, словно нечто неуместное, выходящее за рамки приличия.

– Так вы думаете, что это... – не смогла Зоя вымолвить сакраментальное слово.

– Я не думаю, я знаю, – пожала плечами Кира Владимировна. – Она была его аспиранткой, приехала откуда-то из Тмутаракани. В него часто влюблялись студентки, хотя он и не был писаным красавцем. Но блеск ума, очарование всех этих его регалий кружили головы. И он любил распустить хвост. Хотя, надо отдать ему должное, умел и вовремя остановиться, избегая всех этих сложностей, связанных с затянувшимся адюльтером. Но эта претендентка оказалась особенно цепкой.

Наверное, считала себя очень умной. Возможно, так оно и было до тех пор, пока не появился ребенок. Вот тут она явно переоценила и свое значение в его жизни, и его нравственные принципы. Праздник кончился, наступили будни. И он тут же исчез из ее жизни...Когда маленький Леня мешал ему работать, он просто отодвигал его ногой. Как щенка.

Обида была такой острой, что на глаза навернулись слезы. Но Кира Владимировна справилась с волнением.

– Он всю жизнь отторгал Леню. Стыдился его душевной болезни. Но с годами я поняла, что даже самый лучший ребенок на свете не мог бы пленить это сердце. Девочка, которую родила ушлая аспирантка, тоже была ему не нужна. Впрочем, как и ее мать – случайное лицо в массовке, оттеняющей его сольный танец.

Когда Леня погиб, он сказал ключевую фразу, потрясшую меня до глубины души. «Мог ли я подумать, что переживу собственного сына и так трагично восприму его уход?» Боже правый! Мог ли он подумать, что преждевременная смерть единственного ребенка что-то сдвинет в его душе! Впрочем, и ребенок, как выяснилось, не единственный, и роль скорбящего отца наскучила ему очень быстро.

Вот тогда-то я и почувствовала, что начинаю его тяготить. Раздражать своим горем.

– А мне всегда казалось, что у вас образцовый брак, – сказала Зоя. – Полная гармония.

– Говорят, в браке один любит, а второй принимает любовь, – с горечью заметила Кира Владимировна. – Ну что ж, если судить с этой точки зрения... Я любила и, видимо, полностью соответствовала его представлениям об идеальной жене для большого ученого.

Так или иначе, но именно в этот момент и материализовалась из небытия бывшая аспирантка и потребовала долю для своей дочери.

Они явились в наш дом, и он ее, по-моему, даже не сразу узнал. Решил, что это очередная просительница со своим чадом, мечтающим поступить в университет. Но она быстро развеяла его иллюзии – молодая еще, наглая, уверенная в себе женщина, прекрасно вписавшаяся в новую жизнь.

Я сидела за столом, как оплеванная, – никому не интересный, отработанный материал. Зато она чувствовала себя как рыба в воде. Прожорливая пиранья, глодающая добычу до костей, отвоевывая жизненное пространство для своего потомства. И он охотно попался в ее распахнутую пасть, счастливый обретением юной дочери, и даже не попробовал со мной объясниться.