Читаем Кризис среднего возраста полностью

Так вот, лишенные Господом разума и чувства самосохранения, две доморощенные Матери Терезы, вместо того, чтобы вызвать полицию и скорую, усердно тащили в свою квартиру избитого до полусмерти молодого красивого мужчину, а по жизни – банального брачного афериста, которого накануне выкинули из гелендвагена на улицу охранники крутого московского бизнесмена. Ему стало известно, что недавно устроившийся референтом в фирму его жены Мстислав получил доступ не только к телу его немолодой, но скучающей без мужского внимания супруге, но и к ее сейфу. Последнее он простить не мог. Так как похищенная сумма была небольшая, то Бесфамильного решили не убивать, а только вправить ему мозги, – что, собственно, и было незамедлительно сделано.

А теперь, дорогой читатель, я позволю себе небольшой экскурс в детские годы Митьки Бесфамильного, чтобы стало ясно, откуда появился на белый свет мой герой с желтоватым оттенком кожи и оригинальной фамилией. Последние данные науки говорят о том, что уже на шестом-седьмом месяце беременности ребенок, находясь в утробе матери, понимает абсолютно все, о чем говорят взрослые. Известно, что именно поэтому ещё до рождения так важно начать с ним полноценное общение: заводить классическую музыку, читать сказки, поглаживать живот по часовой стрелке и обратно. Все эти замечательные манипуляции предполагают наличие любящих родителей в ожидании горячо любимого ребенка. А если дитя зачато по залету и от него хотят избавиться всеми возможными способами? Что тогда происходит в его бедной головушке? Поэтому я постараюсь донести до вас предполагаемые размышления Митюши, начиная со столь раннего возраста.

Митенька родился недоношенным, всего 1,7 кг, с желтоватым оттенком кожи и с длинными тонкими пальчиками – как у будущего пианиста, которым ему не суждено было стать. Врачи так и не смогли объяснить эту пигментную патологию кожи. Сначала решили, что у него желтуха, но, взяв анализ крови, убедились, что никакой желтухи у новорожденного нет.

Что бы сказал Митенька, будущий Мстислав, о своём рождении матери и ей подобным? Кабы вас, суки, вместо нормальной пищи в мамкиной утробе, потравить сначала настойкой пижмы, затем йодом с молоком, а на сладкое – пол-литра касторки, – будь она неладна! Если б не расщеперился в утробе ручками да ножками, – так и вылетел бы как мыло, которое некоторые умные мамашки засовывают малышам, чтобы у них не было запоров.

А с чего у них могут быть запоры? С мамкиного грудного молока что ли? Или с детского питания? Бред какой-то! – так мог бы рассуждать Митенька, вслушиваясь в разговор акушерки и медсестры, сопровождавший роды.

– Как думаешь, Пал-лна, – если это не желтуха, тогда что? Будем звать профессора али нет?

– Какой профессор, ты чего, Николавна, с дуба свалилась? – вон у соседки воды отошли, орет как резанная! – она быстро обмыла, обтерла малыша – и под колпак, пускай донашивается малой, раз раньше времени попросился на свет Божий.

Уже через несколько минут, обмытый теплой водой и насухо вытертый вафельным полотенцем с инвентарным номером роддома, Митенька был бережно уложен в аппарат для недоношенных младенцев и подключен к искусственному питанию.

– А здесь круто и кормят чем-то вкусным! Свет такой мягкий, приятный, и спать хочется… Что-то я сегодня перетрудился. Сосну-ка я часок-другой, а там посмотрим, может здесь на ПМЖ и остаться? – все лучше, чем у мамахен, когда решила от меня избавиться.

Блин, – ну залетела ты по пьяни, с кем не бывает, – все мы люди, все человеки, силы она свои не рассчитала, видите ли! А травить-то меня зачем всякой гадостью? Или прыгать с табуретки, чтобы я вылетел из ее утробы как пушечное ядро из жерла пушки?! Не гуманно это мамахен, ох не гуманно! Вот вырасту большим – и предъяву сделаю.

Папашку-прохиндея порву, как тузик грелку, чтобы знал, скотина, что нельзя бедной девушке в бокал с шампанским водку наливать незаметно – на выпускном-то вечере! А когда сомлела, так энтот сукин сын ее и оприходовал прямо на столе в свободной аудитории. Ну не подлец, скажите вы мне ради Бога, господа-товарищи? А еще одноклассник называется. А где конфетно-букетный период? Где любофф-моркофф? – младенец сладко зевнул и, повернувшись на бочок, засопел, чувствуя себя в полной безопасности.

– Так, мамаша, хватит реветь! – подписывайте отказной и живите себе на здоровье нормальной половой жизнью, только предохраняться не забывайте. В сумочке носите парочку упаковок №1 Бакинского Завода Резиновых изделий, и уж если приспичит, так не теряйтесь, смело надевайте мужчине на предмет его гордости.

– Да, вот здесь распишитесь, – где галочка стоит, и вот еще здесь, на следующей странице.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии