Кризис

Как всегда, за все расплачивался обычный народ.

Сегодня трудно себе представить, до какой степени кризис ударил по рядовым американцам.

Не работал каждый третий. Большинство перебивалось от случая к случаю; их называли корректно и осторожно — «частично занятые».

Вместе с фермерами, чиновниками, военными, предпринимателями, полноценно работающих было не более четверти трудоспособного населения США. Остальные оказались никому не нужны. Американцы к такому не привыкли.

До кризиса 1929-го, как и до кризиса 2008-го, банки легко ссужали деньги на строительство или покупку жилья. Большинство народу охотно этим пользовались. Теперь банки отнимали у людей дома за невозврат кредитов. Тех, кто жилье снимал, выгоняли за неуплату квартплаты.

Люди тысячами одномоментно оказывались на улице. Часть переселялись в ночлежки. Но и ночлежки не все были бесплатные: в Америке не полагалось никому помогать задаром. Платить за постой было нечем, а климат в США только на самом юге тропический, на севере особо на скамейке не поночуешь.

Бездомные скапливались на окраинах городов, где возводили себе хибары из ящиков и строительных отходов. Их называли «бидонвили» или «гувервилли» в честь тогдашнего хозяина Белого дома Герберта Гувера. (Были еще «гувер-шуз»/hооvег-shoes — пачки газет, которыми за неимением туфлей люди обматывали ноги, точно портянками.) Время от времени власти эти клоповники сносили, но тотчас рядом возникали новые; жить ведь где-то надо…

Не лучше обстояли дела и в знаменитой одноэтажной Америке. Фермеры поголовно разорялись. Закупочные цены на их продукцию падали, а горючее, напротив, росло. Доставить продукты на рынок обходилось дороже самого урожая. Собранным зерном фермеры топили дома, а молоко сливали в придорожные канавы.

За 4 года Великой депрессии разорилось, как напишут впоследствии, «около миллиона», из 6 миллионов ферм[51].

Потомки пионеров, первооткрывателей американской Целины, толпами бежали в мегаполисы. Америку испещрили обезлюдевшие города-призраки, все жители которых ушли искать работу и пропитание. Нечто вроде древнего города бандерлогов из Маугли. Только киплинговской романтики не было в них и в помине; ни кобр, ни сваленных в подземельях сокровищ… Пустынные улицы, заколоченные коттеджи, и только гордо развевается знамя над мэрией…

Американцам до сих пор видится в таких местах нечто жуткое. По крайней мере, Стивен Кинг регулярно населяет их нечистой силой разной степени зловредности[52]…

Но в светящихся неоном городах фермеров тоже никто особо не ждал. Кому-то, конечно, удача улыбалась, но большинство пополняли армию бездомных. В общей сложности на улицах и в «гувервиллях» оказалось порядка 2,5 миллионов семей. Если считать, что среднестатистическая семья состояла тогда из четырех человек, выходит, что бомжевало где-то 8 % населения…

Увы, забывчивость — типичное свойство человеческой памяти… Пожалуй, единственное, что мы помним сегодня о Великой депрессии — кадры черно-белой хроники, запечатлевшие бесконечные очереди на биржах труда.

Поверьте, это было далеко не самым страшным. Голод — вот, что оказалось намного хуже.

Почему-то у нас бытует представление, что голод в США — это то ли перебои в снабжении омарами, то ли отсутствие на столах свежезапеченной лапы гризли в калифорнийском винном соусе.

Нет же, голод в Америке 1930-х годов мало чем отличался от голода в Поволжье и на Украине.

Даже в относительно благополучном Нью-Йорке люди массово гибли от истощения. Поищите — есть в архивах и Интернете старые фотографии, на которых американцы лежат вдоль тротуаров и умирают на фоне ярких витрин с разнообразной едой. Мимо проезжают нарядные автомобили, кто-то спешит на работу или свидание… До этих несчастных никому нет дела…

А вот еще классические кадры фотохроники: очереди голодных за тарелкой бесплатного супа. У большинства вполне интеллигентные лица, приличная одежда; держатся за руки супруги, к матерям жмутся маленькие дети. Не бродяги, не алкоголики, не бичи. В очереди у полевой кухни стоят люди явно неглупые, образованные, еще вчера — хорошо обеспеченные…

Бесплатный суп — это в богатом Нью-Йорке. Далеко не у всех штатов и городов хватало средств даже на такую малость.

В наше время еще живы те, кто был детьми в «романтические тридцатые», в «эпоху джаза». Их рассказы звучат для нас дико и странно, как будто речь идет не об Америке, а о блокадном Ленинграде.

Американец Джек Гриффин вспоминает: «Мы заменяли нашу привычную любимую пищу на более доступную… вместо капусты использовали листья кустарников, ели лягушек… в течение месяца умерли моя мама и старшая сестра…»

Массовое бродяжничество, нищета, детская беспризорность стали типичными чертами Великой депрессии. Ну, и конечно, дикая преступность. Уличные банды натурально терроризировали население большинства городов.

И ведь нельзя сказать, что ужасы эти как-то замалчивались. Нет же! И литература, и кинематограф отражали их довольно подробно, с массой леденящих кровь деталей. Вот только мы об этом сегодня не помним.