Количество привлеченных денег росло, а конца края проекту не было видно. Бесчисленные технические ошибки накладывались на банальное воровство.
В 1887 году грянул гром: оказалось, что за 6 лет стройки она почти не сдвинулась с места. Другой, не менее знаменитый инженер Эйфель — тот, что построит одноименную башню — проведя экспертизу, заявил, что для завершения проекта нужно еще 1,6 миллиардов франков. Таких денег ни у кого уже не было.
Акции Панамской компании рухнули с треском и грохотом, за них не давали теперь и сантима. 800 тысяч вкладчиков безвозвратно потеряли свои деньги — всех их накрыла одна большая
Что же до главных жуликов, они улизнули в Брита-нию — традиционный приют финансовых махинаторов. Так что и на этом кризисе самые хитрые из олигархов погрели ручонки: деньги остались при них.
Скандал длился несколько лет. Трибунал признал виновными не только управляющих компании, но и Лессепса, его сына Шарля, и даже бедолагу Эйфеля (он отвечал за инженерные решения на Панаме). Впрочем, Эйфеля вскоре помиловали, а отправить Лессепса за решетку оказалось совершенно невозможно: на нервной почве бедняга впал в полный маразм. Знаменитого, заслуженного старика отпустили тихо умирать.
А слово «панама» на долгие годы стало нарицательным обозначением особо крупной аферы; вплоть до середины XX века так именовали любую пирамиду…
Глава 7. «НЕ ВПИСАЛИСЬ В РЫНОК»
Бояться надо только одного — своего собственного страха.
Нынешний кризис часто сравнивают с Великой депрессией. На самом деле, аналогия сильно притянута за уши.
Между
По масштабам же своим и размаху даже ставить их на одну доску нельзя. Нет, и то, и другое, конечно, кризис. Но ведь и Великая Отечественная и
Хотя начиналась Великая депрессия так же, как и сегодня — у Америки стало чересчур много денег.
Послевоенная экономика перла, как на дрожжах; еще бы — столько золота перекачали за Первую мировую в закрома Форт-Нокса.
Семимильными шагами развивалось массовое производство. Товары, еще вчера считавшиеся непомерной роскошью, стали, благодаря конвейеру, доступны каждому. Теперь миллионы американцев звонили по телефонам, заводили граммофоны, включали радиоприемники; словом — самый настоящий потребительский бум. Все ждали только роста, больше денег, больше товаров — хороших и разных!
Вот так же и «мобильник» являлся когда-то у нас признаком богатства; «Моторола» с выдвижной антенной и захлопывающейся крышкой стала символом целой эпохи наряду с «Шестисотым», «Бумером» и малиновыми пиджаками.
Сотовый телефон в России начала 1990-х — это удел богачей. Аппарат с контрактом стоил 5 тысяч долларов (в пересчете на золото — 15 тысяч сегодня); любой звонок — доллар минута.
Теперь «мобильники» в кармане у каждого, включая дворни-ков-таджиков и первоклассников. Микроволновки, домашние кинотеатры и ноутбуки до самого последнего момента раскупались, как горячие пирожки. Все ждали только роста… Стоп. Пошел явный повтор. Другая эпоха, другая страна…
Теперь это звучит, как издевка, а ведь накануне биржевого краха американцы просто-таки захлебывались от восторга. До такой степени все были убеждены, что эпоха т. н. «просперити» (процветания) будет вечной. Рост всеобщего благополучия фиксировался индексом Доу-Джонса. Кстати, докризисного уровня он достигнет только в… 1954 году!
Всего за 14 лет — с 1913 по 1927 год — ВВП США не просто удвоился. (Помнится, аналогичную задачу Путин ставил сразу после своего прихода к власти.) Он утроился!
Американцы охотно покупали акции, надеясь получить по ним высокую прибыль. Нет денег? Под акции брались кредиты: банкиры тоже ждали роста. Особенно активно вкладывали деньги в недвижимость… опять что-то знакомое, правда?
В России в начале XXI века «перегрет», в основном, был рынок жилья в мегаполисах и курортных зонах типа Сочи. В США земля тоже особенно быстро дорожала во Флориде. Но и по всей стране шел бум торговли недвижимостью и рост цен на нее. Продавались — в том числе и котировались на биржах — даже такие бумаги, как право на покупку земли…
Коммунисты знали совершенно точно: обвал 1929 гада — это кризис перепроизводства! (В Большой советской энциклопедии указывалось, что он «резко обострил все основные противоречия американского капитализма».) Почему? Да потому, что у Карла Маркса только про этот кризис написано; про другие — ни слова. В громадном томе экономического талмуда — в «Капитале» — нет и малейшего упоминания о кризисах финансовых.