Кривая дорога

— По комнате всем. Этим, — охранники заранее недовольно засопели, но от очага, где уже располовинили какую-то краюху, даже не отвернулись, — хватит одну на двоих. Ефросиньюшка, а мы не вместе ночевать станем?

— Будешь спать в сенях, — выставила кулак я.

— Значит, всем по клети. И ужин. Добрый и пожирнее.

— Бадью с горячей водой, — встряла я.

Радомир прикинул стоимость подобного развлечения:

— Баньку? — сократил он расходы.

— Нету, — Неждан уже вовсю протирал и без того чистые столы, разворачивая так, чтобы уселись все разом, — сам над корытом моюсь.

— Тогда хоть корыто.

— Одно у нас.

— Чур, я первая!

Купцы тихо выругались. Погонят меня в первом же селении, как пить дать погонят! А и начхать.

— И, главное, воз просушить. У нас там товар, — закончил перечислять рыжий.

Вот ещё! Со шкурами их бегать! Я ухватила суму и мигом спряталась в отведённую горницу — небольшую, но аккуратную, словно только что пыль в ней протирали. Кровать небольшенькая — едва хватило скудные пожитки разложить на просушку, — без соседей точно обойдусь. На маленьком столике рядом стояла новёхонькая свеча. На том и всё. Ни забытого прежним жильцом огнива или носового платка, ни пятна на одеяле, ни даже капель воска, упавших мимо блюдца-подсвечника. Жил ли тут когда живой человек, не угадаешь. Оно и к лучшему: волчий нюх чувствителен; в чужих запахах ночевать — то ещё удовольствие. И запора на двери нет — отсюда и незваные гости:

Сударушка, изволь корытце, — не спросившись, вошёл Неждан. Оправдывает имечко. — водицу уже согрели, пока ваши спутники перетаскивали кульки в дом. Ещё чего изволите?

— Молока горячего к ужину, — я аж облизнулась от предвкушения. Лучше б, конечно, мяса. Хоть какая польза с рогатой попутчицы.

— Сделаем, — кругленький маленький человечек потёр мокрые ладошки и особо подчеркнул: — ежели ещё что понадобится… спинку потереть, или чего другого, зови, не стесняйся.

— Да уж не постесняюсь, — я брезгливо вытолкала толстячка. Размечтался!

Горячая! Тоже мне! Ведёрка едва тёпленькой мутноватой жижи только хватило бы пыль дорожную смыть, кабы после ливня от неё ещё что-то осталось. Делать нечего. Я с трудом стянула хлюпающие сапоги, порты и воняющую сыростью рубаху, расплела слипшиеся косы: после в одну переплести. Хороший бы гребень, да горячую печь под бок, а не полную сквозняков комнатушку. Ничего, сейчас опрокину на себя ведро и перекинусь. Лягу под дверь, чтоб никто не зашёл, и отогреюсь в своё удовольствие.

Бррр! До чего же всё-таки холодная вода!

— Фросенька, — дверь заискивающе скрипнула голосом Радомира. Да что у вас, стучаться вовсе не принято?!

Хватать мокрые тряпки, пытаясь прикрыть срам, и визжать, как девица?

Я выпрямилась в полный рост, неспешно повернулась и подбоченилась.

Конопатый купец мигом стал равномерного пунцового цвета. Отвернулся чуть медленнее, чем следовало, и прикрыл дверь. Оставшись в комнате.

— Разглядел? — я сложила руки на груди.

— Ага… Ой, то есть, прости, пожалуйста! Я случайно! Дверь же только притворила, не заперла…

— Нету тут запоров.

— И у меня нет, — приятель глупо хихикал, как мальчишка, — не принято, видать.

Сухих вещей — прикрыться — ни одной. Разве одеяло накинуть? Не вонючее: видать, простирнули после последнего жильца, а всё одно противно.

— Коли в глаза смотреть не можешь, говори из-за двери.

— Я могу! — истово запротестовал купец, поворачиваясь, уткнувшись взглядом совсем не в глаза и снова пунцовея. — Могу, но не буду, — закончил он, стушевавшись. Даже уши прикрыл ладонями — так загорелись, что жарко стало.

Я тяжело вздохнула и всё-таки накинула одеяло, принялась заново раскладывать сбившиеся в кучу вещи:

— Как баба, честное слово! Ежели углядел чего-то, чего не видел раньше, хоть скажи.

— Да нет, не углядел, — рыжий слегка осмелел и, наконец, смог поднять взгляд, но всё ещё дрожал и краснел. — То есть, я не это хотел! Я ничего не рассматривал!

— Пришёл-то зачем? — не выдержала я потока сбивчивых оправданий. Ну поглазел. И я бы на его месте поглазела. Интересно ж!

— Мы тюки из телеги перекидывали.

— Это я догадалась.

— Выложили в порядок привести.

— Ну.

— А хозяин наш, Неждан который, себе присмотрел шкур. Да много так! Взял бы, говорит.

— Ну так пусть и берёт.

— Пусть, ещё как пусть! — Радомир закивал так радостно, словно я великую истину открыла. — Да и предложил — шутка ли?! — по золотому за каждую! Я ж их в самом Городище не всегда так продаю!

— Тем паче, что товар твой после бури почти пропал, — добавила я, расправляя новый голубой сарафан. Тот на удивление пострадал меньше всего и остался почти сухим.

— Тем паче, — печально согласился Радомир, присаживаясь на краешек кровати.

— А ну кыш! — скомандовала я, — без тебя места мало!

Рыжий резво вскочил и, как кот у сливок, обошёл меня с другой стороны:

— Правильно говоришь, после бури много шкур пропадёт. Их сейчас сбыть — всё равно что Долей быть поцелованным!

— Ну так и сбывай, — всё-таки мал мне этот сарафан окажется. Тесен в груди…

— Я — не могу…

— Ну тогда не сбывай, — равнодушно согласилась я.

— Так это я не могу. А ты — можешь, — закончил хитрец.

— А я тут при чём?