Кривая дорога

Агния, прямая, гордая, безоружная, так и не перекинувшаяся, шла, не отрывая взгляда от Любора. Шла умирать.

— Разбей строй! — Серый скорее стрелы помчался уберечь мать от последнего удара. — Идиоты! Разбейте строй!!!

Краткая передышка — новая стрела ложилась на тетиву. Волки, прикрывая друг друга, уворачиваясь, подставляя мохнатые бока, об которые так приятно греть озябшие пальцы, безжалостному металлу, прикрывали сородичей, давали им пройти ещё на сажень вперёд.

Словно пальцы, переплелись воины, слились в единую тучу.

Быстрый росчерк тьмы, рассекающий белые нити снега — и алое, горячее расплылось чуть ниже сердца ледяной волчицы.

— Мама! — не успел.

Серый подхватил чей-то тонущий в снегу меч и встал подле матери: кто посмеет добить распятую во льдах женщину? А та, как назло, лежала и не шевелилась, словно того и ждала.

— Агния! — крик Береста захлебнулся в толпе. Предатель для людей, враг для оборотней… Ни один не желал пропустить его.

Я рыкнула и пошла пробиваться к мужу. Через волков — легко, те приняли меня за свою, но от защитников города так просто не отбиться.

Свист…

— Не за что! — поклонился Радомир, неуклюже перехватывая ненужное прежнему хозяину оружие за рукоять, которой только что огрел подкравшегося воина.

— Квиты! — я полоснула когтями упавшего, но не умершего, потянувшегося к рыжему с ножом.

— Серый!

Муж рубился, защищал мать, без устали грязно ругался, изо всех сил стараясь не убить ни своих, ни чужих. А кто тут свой? Кто чужой? Не разобрать. Все — остолопы.

Перемешались.

Бежали.

Кричали.

Люди, оборотни; звери, волки.

Данко, забывший, что мнил себя верным бойцом, хватал испуганно мечущихся щенков, уносил как можно дальше, за сугробы, и возвращался, лишь чтобы утащить новых раненых.

Проливали кровь, выпускали кишки, вгрызались и вдавливали пальцами глаза, разрывали пасти…

— Нужно остановить их! — Серый невольно оказался в самой серёдке битвы, и мы к нему присоединились. Так и стояли втроём, отбивая никому не нужный пятачок не истоптанного поля. Мужчины с мечами, я с когтями и Чернушка, четвёртой затесавшаяся между нами, блеющая от ужаса, мотающая головой в поисках достаточно близкого для единственно возможного удара зада.

— Как?! — Радомир махал мечом, больше мешая соседям, чем защищая. Ещё бы глаза зажмурил!

Я изловчилась и разодрала ногу особенно упрямому, похожему на бочонок мужику, что всё ещё пытался добраться до Агнии.

А та, обхватив колени, зажимая рану, наблюдала из-за наших спин за битвой, словно за петушиными боями:

— Вы не сможете. Это должно было случиться рано или поздно. Смиритесь. Умрите с нами или спасайтесь.

— А как же право наследия? Это же мой город! — передразнил Серый. — Уже не надеешься его отбить?

Волчица вскинула глаза в тёмное небо:

— Красивая сказка. Я в неё даже иногда верила.

— Сука! — я бессильно пнула женщину, вновь повалив на спину. Та тихонько заскулила от боли.

Серый недовольно зыркнул, буркнул:

— Перекинься наконец! Хоть рана затянется.

— Ты думаешь, я всё ещё могу? После всего, что было? После всего, что потеряно?

Он не ответил. С силой плашмя опустил меч на огромного мужика, брызжущего слюной.

— Дура! Вы же все умрёте! И ты тоже! — «а нас утащишь с собой», — безнадёжно додумала я.

— Лучше так, — пропела Агния. — Умрём мы. Умрут те, кто нас ненавидит. И больше ненависть не родится. Потому что ненавидеть будет слишком страшно.

— Вы же могли жить спокойно и счастливо! — Радомир никак не мог понять, что женщина, устроившая бойню, уже очень давно не пыталась стать счастливой. Она просто надеялась что-то почувствовать. И не могла. Не могла даже сейчас, глядя, как умирают те, кого она звала детьми, как ложатся рядом названные врагами. Холод вцепился в её сердце так сильно, что даже это не могло освободить волчицу. Она хотела умереть.

Не так просто!

Я пнула под коленку ещё одного нападавшего, а Серый добавил ребром ладони под затылком, когда тот склонился.

— Это невозможно прекратить! — безнадёжно озирался оборотень.

— Никто из них хотя бы не попадёт в город, — по крайней мере, я на это надеюсь.

— Перебили бы уже друг друга поскорее! — Радомир отпихнул назад выглянувшую Чернушку.

Паршивое соседство что для волчицы, что для козы. Каждая неприязненно косится на вторую. Прости, Чернушенька, недолго осталось терпеть эту гадину!

— Агния! — вот же везёт, как утопленнику! Изодранный, избитый Берест, отбиваясь ото всех подряд, прорубался к нам. Не бился ни за оборотней, ни за людей. Старался лишь дотянуться до возлюбленной, увидеть, упросить … А может, просто умереть рядом с ней. — Агния!

— Вали отсюда! — Серый поднял меч.

Берест привычно отбил удар, пропустил мои острые когти, охнул, когда я полоснула ему по спине, и скользнул туда, куда никто из нашей троицы и не взглянул. Отвлеклись на наступавших от ворот и не заметили, что с другой стороны подбирается городничий. Оскалившись похлеще оборотня, продирался, чтобы добить ту единственную, кого узнал в лицо.

Успел бы. Походя пырнув Радомира, которому до воина, как мне до Любавы, зарезал бы меня или Серого первым и придушил волчицу голыми руками.

Кабы не Чернушка.