Кристалл времени

— Не совсем. Привидения — это всплески материи. Это иногда случается, когда стенки между эфирными слоями оказываются слишком тонкими. Дело в том, что и материальный мир существует не в единственном измерении. Параллельно друг с другом сосуществуют миллионы таких слоев. Одни отличаются временем. То есть, люди, скажем, из четырнадцатого века воюют друг с другом, не подозревая о том, что всего через эфирную стеночку от них люди двадцатого столетия запускают в космос корабли. Разные миры отличаются друг от друга своими событиями. Вот вы — Дмитрий Ремезов. Но это не значит, что вы единственный Дмитрий Ремезов во Вселенной. Где-то рядом живет и другой Дмитрий Ремезов. В этом мире вы были журналистом, а в том вы — политик. В третьем — спортсмен или военный. Все вы обладаете одинаковой внешностью, но разными характерами. И живете разными судьбами. Все зависит от эфирного состояния и наполнения. Сейчас мы — высшая форма существования. Поэтому, если возникнет желание, можете посмотреть на самого себя в другом измерении. Только это все равно будете не совсем вы. Вы тот, кто сейчас стоит передо мной. Вы занимаете свое место во временном и пространственном континиуме. Так что не позволяйте себе слишком буйно фантазировать. Лучше оставайтесь существом высшей формы, пока есть такая возможность.

— Но я не хочу быть высшей формой, — возразил я.

— Пока вы ей и не будете, — странно блеснув глазами, ответил Радзиевский. — К сожалению, Дима, вы так и не выполнили моей последней просьбы. Как вы уже должно быть поняли, я пристально следил за вами и помогал всеми силами, но, увы, мои записи попали вовсе не к тем людям. Теперь я вижу, что совершил ошибку, полностью доверившись вам. О нет, только не обижайтесь, мой юный друг. Дело вовсе не в вас. Попав сюда, я понял, как был глуп, пытаясь дать человечеству то, к чему оно еще не готово. Эфир для него сейчас сродни джину из бутылки — с одной стороны он добрый и исполнительной, с другой — требует точных указаний и в любой момент может вас обмануть. Прежде чем дать человечеству в руки эфир, надо его многому научить. Ведь нельзя сразу младенца сажать за руль машины.

— Что же вы хотите от меня?

— Вы должны вернуться в свою прежнюю физическую жизнь, найти тех, кто обманом выудил у вас часть моих записей и сделать так, чтобы они навек распрощались с мыслью найти Кристалл Вселенной. А я вам помогу.

— Каким образом, ведь вы бестелесны?

— Во-первых, я помогу вам вернуться, Дима, ведь вы давно мертвы. Во-вторых, помочь можно не только делом, но и простым советом, подкинуть вам подсказку.

— А, так это вы писали и подбрасывали мне записки? — догадался я. — Хотели повлиять на ход событий и предупредить меня. А я-то, дурак, все голову ломал и очень боялся. Думал, кто-то следит за мной, какие-нибудь спецслужбы. В следующий раз хоть предупреждайте, или подписывайте записки. А то пишете анонимно: «Вам грозит опасность». Ну и что? Храбрее или умнее я от этого не стал. Кстати, тогда, в гостиничном номере это вы меня разбудили? Признайтесь, вы? Но почему тогда не помогли в момент моего убийства? Ладно, я не обижаюсь, сам виноват. Между прочим, с вашими способностями мы могли бы заработать неплохие деньги. Например, на бирже или тотализаторе…

Мне показалось, что Радзиевский застонал, и не успел я произнести еще хотя бы слово, как воздух вокруг меня вновь загустел, искривился и тягуче потек, стягиваясь в жерло огромной фиолетовой воронки и неудержимо увлекая меня за собой…

И снова был холод. Ледяные струи бодро пробегали по спине, вдоль позвоночника, разбиваясь на мелкие дорожки зябких мурашек. Потом появился свет. Сперва он был неясным и расплывчатым, просто белое, мутное пятно закачалось перед глазами. Пятно все ширилось, меняло форму, набухая, словно гнойник, и, наконец, прорвалось искристым снопом яркого, безумно обжигающего взор света. Я хотел зажмуриться, и с удивлением понял, что глаза мои и так закрыты.

Потом надо мной поплыли голоса. Странные, обрывочные, будто кто-то жевал фразы или говорил с полным ртом. Но постепенно я освоился, и сумел ухватить общий смысл.

— Он жив? — спрашивал кто-то.

— Мы делаем все возможное… улучшается… выкарабкается.

— Он… нужен живым… не жалейте…

В какой-то момент мне удалось сделать особенно глубокий вздох, от которого рассудок помутился, и на мгновение я открыл глаза. Я увидел склонившегося над собой человека, в белой марлевой маске и очках. Он зачем-то тянул ко мне руки с каким-то страшным блестящим инструментом. Пытаясь защититься, я инстинктивно дернулся всем телом и снова погрузился во мрак…

Пробуждение пришло неожиданно, как это бывает после хорошего сна. Р-раз, и открыл глаза с чувством приподнятости, легкости, и абсолютно не помня и не понимая, чем оно вызвано.

Вокруг было бело. Я лежал в какой-то стерильно-белой комнате, где даже небо за окном казалось белым. От этого обилия белого цвета в глазах запрыгали радужные разводы, заискрились слезы, и пришлось протирать их кулаками, пока глаза не привыкли к этой безупречной белизне. Только тогда я смог осмотреться.