Крики в ночи

Мы подъехали к массивной каменной ограде, которая сплошной лентой опоясывала имение. Она, должно быть, была высотой метра три с половиной, построена из бутового камня и выровнена цементом по верхней кромке. Наверху вмазаны осколки битого стекла и протянуто по всей ее длине что-то вроде проволочной сигнализации. Местами раствор выглядел совсем новым, что указывало на то, что ограду поддерживали в порядке. Это была мощная непреодолимая стена, которая делала дом похожим на крепость или тюрьму.

Идеальное место для отшельника. Для того, кто хочет укрыться от людей.

Ехать нам пришлось долго: большое владение тянулось параллельно дороге два или три километра, затем ограда заворачивала, чтобы обогнуть дом с тыла. Одна маленькая забаррикадированная дверь, больше я ничего не мог разглядеть, пока на изгибе дороги мы неожиданно не подкатили к въезду в поместье. Когда-то он был впечатляющим: четыре массивных колонны с центральными железными воротами и двумя поменьше по бокам, тоже железными, покрытыми ржавчиной, через которые видна заросшая дорожка, ведущая к дому. За воротами виднелись два домика, покрытые штукатуркой лимонного цвета, вполне ухоженные, будто и о них тоже кто-то заботится, хотя они, наверное, были довольно староваты. Дорические колонны и архитравы, я их датировал 1840 годом, хотя не мог этого утверждать наверняка, так как подобный стиль мог процветать здесь и позднее. За прутьями красивых ворот залаяли две огромные немецкие овчарки. К моему удивлению, внутри стояла полицейская машина, и я вспомнил о той, что проехала мимо нас в деревне.

Из домика вышел парень и направился к нам, заправляя рубашку в штаны. Один из тех типов, которых можно увидеть в старых кинофильмах: крепко сбитый, приземистый, с тяжелым подбородком и сигаретой во рту — типичный итальянский мафиозо.

— Подойдите сюда, — помахал он нам.

Я вышел из машины и подошел к воротам. Сторож поднял палку и кинул ее собакам. За решеткой он смотрелся как в зоопарке.

— Мадам Сульт? — крикнул я. Эстель стояла рядом со мной, разговаривая с парнем на быстром французском.

Он покачал головой и высморкался. Эстель повернулась ко мне.

— Нет, она не будет с вами говорить.

— Что?

— Он говорит, что она никого не принимает.

— Почему?

Еще несколько вопросов и исчерпывающий ответ.

— Он говорит, потому что она очень старая.

— Скажи ему, что это очень важно.

— Джим, поехали.

— Нет.

Я попробовал открыть ворота, которые оказались закрыты на большой висячий замок. Охранник оглянулся. Его взгляд был достаточно угрожающим.

— Кто-нибудь еще есть? Управляющий.

Кто-нибудь, кто сможет меня понять, а не этот итальянский недоумок.

Мы стояли на солнце, обливаясь потом. Возможно, я бы и повернул назад, бросил это занятие и просто списал со счетов мадам Сульт, поместив ее в разряд богатых сумасшедших, если бы не присутствие там полицейской машины.

— Спроси его, что там делает полиция?

На этот раз он не ответил, а просто выругался и махнул рукой, показывая, чтобы мы убирались. Он стоял там злой, в рубашке без воротника и широких штанах.

— Ничего хорошего, — сказала она. — Поехали назад.

Я упрямо твердил свое.

— Да прекрати ты это. Нам не попасть туда. — Эстель не терпелось уехать.

И потом что-то изменилось. Из домика по ту сторону ворот вышли два жандарма в форме цвета хаки, застегивая на ходу кители и ремни, как будто их побеспокоили во время обеда. Они подошли к решетке. Один из них был капралом.

— Что он говорит?

— Он хочет, чтобы мы уехали.

— Почему мы должны уезжать? Я хочу увидеть мадам Сульт.

— Мадам Сульт увидеть невозможно. Никого внутрь не пускают, — заявил капрал, молодой человек с красным лицом, очень самоуверенный.

Жандармы выглядели далеко не дружелюбно, а этот итальянец вообще готов был ринуться в бой.

— Почему нет? Я хочу попросить об интервью.

— Бумаги?

Я протянул через ворота мой американский паспорт. Он посмотрел на него и вернул мне.

— Он говорит, что нам надо уезжать.

Остальные дружно загалдели, поддерживая капрала. Вся их манера поведения раздражала меня. Не раздумывая, я сказал:

— Спроси их, кто отдает им приказы.

В конце концов, довольно странно — приехать в этот уединенный особняк и найти здесь хорошо вооруженных жандармов, охраняющих покой старой женщины.

— Никто не может видеть мадам Сульт, — произнес один из них полуизвиняющимся тоном.

Даже до меня дошло, что это окончательный ответ. Она была женой одного из самых богатых людей Франции, коллаборациониста, расстрелянного эсэсовцами в этом отдаленном уголке, в этом месте, которое она избрала для своей вдовьей жизни, оплакивая потерю детей. Сейчас ей уже за восемьдесят, и ее охраняет специальный полицейский наряд, который не желает вступать ни в какие переговоры. Все это не укладывалось у меня в голове, и я был готов спорить с ними бесконечно.

— Эстель, спроси его, как они узнают, что она еще жива?

— Мадам жива, — ответил капрал. — Я приказываю вам уехать.

— Чей это приказ?

— Не ваше дело.

— Так. Скажи ему, я хочу знать, от чьего имени он действует, иначе подам жалобу.