Крики в ночи

Неохотно она переводила мои вопросы. Капрал нерешительно потоптался, прикидывая, как далеко он может зайти.

— Комиссариат. Понтобан.

— Инспектор Ле Брев?

Он смачно выругался.

— Кто распорядился не впускать нас — он или мадам Сульт?

— Джим, не надо…

— Ну и что они мне сделают? Выйдут и арестуют? Скажи им, что я ищу пропавших детей. — Каждый полицейский в округе слышал эту историю.

Она передала мои слова негромким спокойным голосом. Жандармы кивнули с пониманием.

— Спроси их, не замечали ли они чего-нибудь странного…

— Странного? — подняла брови она. — Почему ты думаешь, что кому-то захочется привести детей сюда?

— Спроси их.

И она задала последний вопрос.

Капрал покачал головой. Нет, никто не приходил сюда.

Спорить дальше было бессмысленно. Но у меня возникло сильное подозрение, что, какие бы тайны ни хранила мадам Сульт, они не секрет для инспектора Ле Брева.

Мы сели назад в мой „форд“ и покатили прочь по каменному плоскогорью и вниз к плодородно долине, нежившейся в лучах солнца.

— Не надо было тебе ездить сюда, — сказала она.

— Почему не надо?

— Не знаю, что ты хочешь.

Она сжала губы, но не пояснила свое замечание.

Я внимательно смотрел на дорогу, но, бросая взгляды на ее лицо, видел, как под загаром проступал румянец волнения.

— Что происходит, черт побери? — не выдержал я.

— Спроси старшего инспектора, не меня.

— Спрошу, не волнуйся, — мрачно буркнул я.

Мы подъехали к другой деревне, ютившейся на склоне горы, более привлекательной и не такой заброшенной. Там работал ресторан „Красная шляпа“, и мы остановились пообедать, но я ел кое-как, а Эстель казалась какой-то рассеянной. Несколько раз она, похоже, хотела что-то сказать, но затем передумывала, путаясь в собственной нерешительности.

— Уезжай в Лондон, — наконец сказала она.

Я задумался над этим. Могло быть только две причины, почему Ле Бреву понадобилось охранять старую женщину с помощью жандармов, и одна туманней другой. Он либо защищал ее от кого-то, либо не хотел, чтобы она заговорила. В обоих случаях возникает вопрос: почему?

Мы долго сидели в тишине, в уютном ресторане, уставленном цветочными горшками. Эстель смотрела на меня поверх красно-белой скатерти. Окна были распахнуты настежь, чтобы хоть как-то освежить помещение.

— Заедем ко мне?

Я мотнул головой. Я не мог принять это приглашение. Внутренняя связь между нами прервалась, помощи от нее почти никакой. Эстель напряглась, скрывая раздражение. Вчерашний роман отошел в прошлое. Она не хотела ехать сюда, в Гурдон, и, возможно, лучше оставить все так, как есть. Пепельно-русые волосы и загорелая кожа так же красивы, как и всегда, но она была не моя. Уже не моя, опять не моя.

— Не могу.

Она беспомощно развела руками. Красивыми руками, с тонкими длинными пальцами, аккуратным маникюром. Она взяла бокал и посмотрела через него на свет.

— Ты не хочешь меня?..

Мы чокнулись, и я увидел сквозь стекло ее искаженное отображение.

— Эстель, это невозможно. Все, чего я хочу, это узнать, почему исчезли дети.

Не живы ли они, поймал я себя на мысли, а почему они исчезли. При упоминании о них мое горе опять ожило. Я не мог дальше говорить.

— Что ты будешь делать? — спросила она, помолчав. — Когда отправишься домой к Эмме?

Дом этот находился гораздо дальше, чем просто в двух часах лета, и она знала это. Перед моими глазами возникла Эмма, моя смелая, красивая Эмма. Вот она подстригает кусты в саду, вот мы пьем чай. Мне так захотелось обнять Эмму.

Эстель видела это.

И еще мне вспомнилось: Мартин и Сюзи, только что закончившие школьный семестр, шесть или семь лет назад, спешащие мне навстречу. В тот год мы ездили в Грецию.

— Папа, — спросила Сюзанна, — мы можем все время быть вместе?

— Так не бывает, — ответил я.

Я решил повидаться с Ле Бревом или хотя бы попытаться его увидеть. Я высадил Эстель в Понтобане, где впервые увидел ее три недели назад.

— До свидания, мой дорогой, — прошептала она и поцеловала меня.

Я уловил выражение отчаяния в ее глазах. В зеркало заднего вида я наблюдал, как она смотрела мне вслед, пока я не исчез вдали.