Я ехал в комиссариат и проклинал их всех, эту безнадежную провинциальную полицию, которая ничего не сделала, чтобы помочь мне. Ничего. Их бредни и блокирование дорог, обыски домов, весь их розыск принесли успеха с гулькин нос. Мои дети исчезли, как команда Летучего Голландца, и я был безутешен. Жара дошла до того предела, когда должна начаться еще одна гроза, такая же, как те две, так потрясшие меня. Флаги на замке у реки приникли к своим флагштокам, и казалось, жара парализовала весь город, который застыл в неподвижности. Я ненавидел Понтобан и Сен-Максим, ненавидел дом в Шеноне, и мне хотелось кричать об этом на весь город. Полиция пришла и ушла, журналисты написали свои заметки, из Парижа приехала команда телевизионщиков. Это всего-навсего пятиминутные новости: еще двое людей пропали, уже интересно, потому что это дети отдыхающих туристов, не более того. Просто добавить их в список пропавших без вести: велосипедисты, одинокая молодая женщина, жертвы сексуальных маньяков, найденные изуродованными в пластиковых мешках или зарытые где-нибудь.
— Очень жаль, но его здесь нет.
— Тогда где он, черт возьми? Мне нужно увидеть его.
Они знали меня и чувствовали себя неуютно: я видел это по тому, как они отводили глаза и неуверенно ерзали.
— Он расследует дело.
— Какое дело? Мое дело?
Сержант покачал головой: он не знает наверняка. Но меня сможет принять инспектор Клеррар. Я прошел в комнату Клеррара и опять увидел его печальное лицо, которое было серым, похоже, от какой-нибудь язвы желудка. Он всем телом налег на стол и пожал мне руку, и его кисть была мягкой, как надутая резиновая перчатка.
— Мне очень жаль. Но ничего нового нет. Мы все еще предпринимаем попытки. Вам стоит поехать домой и там ждать новостей.
Мы опять пошли по кругу. Боб Доркас сказал, что я могу оставаться во Франции столько, сколько мне надо, еще целую неделю как минимум. Я обнаружил, что мне уже наплевать на работу: все мои амбиции умерли. Но в местной полиции, похоже, считали, что мне просто нравится здесь, а я думал о том, насколько они осведомлены о моих поездках с Эстель.
— Послушайте, ваши розыски ни к чему не привели. Ноль. Даже газеты сдались. Что это за розыск?
Клеррар потер руки — ничего не означающий жест, будто он согревал их:
— Месье, мы делаем все, что можем.
Я присел и посмотрел на него:
— Зачем старший инспектор послал полицейскую охрану в дом Сультов в Гурдон-сюр-Луп?
Клеррар поднял брови:
— Вы там были?
— Я только что оттуда. Почему? Почему там вооруженная полиция?
— Мадам Сульт, — медленно произнес он, — очень состоятельная женщина.
— Тогда она может нанять собственную охрану, а не жандармов.
Клеррар пожал плечами:
— Это не мое решение.
— Послушайте, — сказал я, — просто объясните мне, что происходит?
Складки его рта опустились, сделав выражение лица еще печальней.
— Ничего не происходит, месье. Это просто вопрос охраны.
Клеррар знал все, но не хотел говорить — это было ясно. Для меня же все более важным было добраться до сути событий, происшедших в прошлом.
— Я хочу узнать правду, — заявил я ему. — Я хочу знать, есть ли связь между моими детьми и теми смертями в лесу.
— Дети Сульта ведь не потерялись, месье. Их нашли.
— Мертвыми.
— Пожалуйста, успокойтесь. — Он поморщился от боли в желудке. — Вы делаете поспешные выводы…
— Да? Правда? Почему все это случилось в одном и том же месте? С детьми того же возраста? Скажите мне!
Это ужасное, проклятое, роковое место, которое мы с Эммой выбрали… через местное агентство, офис которого находился как раз в этом городе. Аренда была оформлена в Лондоне, и я подписал контракт. Почему они остановились на нас, семье с двумя детьми десяти и двенадцати лет? Кому принадлежит дом сейчас?
Клеррар смотрел на меня с совершенно определенным выражением: ему больше нечего мне сказать. Может быть, он ничего и не знает, только то, что Ле Брев выставил охрану около особняка Сультов. Я подумал, остаются ли они на посту ночью, и пришел к выводу, что да. Клеррар явно хотел, чтобы я раскланялся.
— Хорошо, — произнес я. — Я сам проведу расследование.
Проделать это оказалось на удивление легко. Нужное мне агентство находилось в туристическом центре, современном офисе с магазином, в котором продавались плакаты, открытки и разнообразные туристические карты, сувениры из музеев и галерей. Тоненькая девушка нервно улыбнулась мне, соски ее грудей выступали под свитером.
Может, она слышала обо мне? Я арендовал дом, и мои дети исчезли. В центре толпились другие люди, покупавшие всякую всячину, но, когда они прислушались к нашему разговору, стало очень тихо.
— Вы помните? В Шеноне.
— Да. — Она знает о трагедии и приносит свои сожаления.
— Мне надо узнать кое-что.
— Слушаю вас.
— Кому принадлежит дом?
Тишина установилась такая, что можно было слышать, как пролетает муха. Все притворялись, что заняты своим делом, увлеченные просмотром брошюр, когда она сказала:
— Извините, пожалуйста, я сейчас проверю.
У нее имелась картотека, которую она быстро просмотрела.
— Некоей мадам Сульт, — сообщила она.
Я мог бы догадаться и раньше, но почувствовал прилив уверенности.