Крики в ночи

В конце концов я оставил попытки дозвониться в тот день и на следующее утро, потому что поехал к Эстель. Въезжая в Понтобан, я раздумывал, поедет ли она вообще, не передумала ли, но она вышла мне навстречу, совершенно спокойная, беззаботная с виду. Выглядела она потрясающе в своем бледно-желтом костюме, который подчеркивал ее загар.

— Привет, Джим, — улыбнулась она.

— Привет.

Ни один из нас не намекнул на то, что случилось вчера, как будто по разным причинам мы оба хотели это забыть. Или проигнорировать. В данном случае она хотела сказать всем своим видом: мы направляемся на деловое задание.

Дорога в деревню Гурдон-сюр-Луп уходила от Понтобана на север, постепенно расширяясь и открывая взору неземной пейзаж: острые, нагроможденные друг на друга скалы, будто живописный фон на средневековой гравюре. Горы, залитые светом позднего утра, казались старыми, как само время. Край дикой природы, увенчанный рассыпающимися развалинами старинных замков и часовен, брошенный, покинутый, где в полях властвуют только вороны, греющиеся в пыли.

— Здесь все какое-то другое, — заметил я.

— Эта местность всегда пользовалась дурной славой, — откликнулась она. — Люди, которые живут здесь, что-то вроде цыган. Понимаешь? Они женятся друг на друге внутри своей семьи. У них слишком много детей.

Это было необдуманное высказывание, я даже подумал, насколько она бессердечная. Затем она, казалось, поняла, что сделала мне больно:

— Джим, извини меня…

Я рассказал ей о своих видениях. Окружающая местность казалась лунным пейзажем. Мы смотрели по сторонам, не разговаривая, пока „форд“, петляя, забирался вверх по крутому склону. По сторонам виднелись следы засохших виноградников, затем мы увидели далеко внизу долину, простирающуюся далеко за горизонт, лоскутки полей, фермы. Изредка попадались небольшие рощицы сосен, прижатые к горам, и заброшенные карьеры. Высоко в небе кружили и парили соколы, один раз кролик испуганно метнулся с дороги, но в основном земля, казалось, состояла из камня и кустарника. Жесткого пожухлого кустарника, который не трогали даже козы. Воды нигде не видно.

— Боже мой, зачем кому-то понадобилось селиться здесь, чтобы спрятаться от людей?

— Спроси лучше мадам Сульт, — пожала плечами она.

Пустой пейзаж смотрел на нас, скалы становились все более отвесными по мере того, как мы приближались к вершине, мелькали нагромождения камней в тех местах, где у дороги стояли знаки „Опасно“. Незаселенные фермы, солнце, как раскаленная красная монета в выцветшем небе, и ни дуновения ветерка. Далеко позади блики от лобового стекла следующей за нами машины.

Эстель молчала. В слабом потоке воздуха, проникавшем через окно машины, ее волосы казались совсем белыми. Она обладала пугающей способностью превращаться совершенно в другого человека, и сейчас была от меня далека.

— Почему ты такая молчаливая?

Эстель посмотрела на меня и улыбнулась. Все старые недоговоренности еще оставались, но напряжение между нами спало. В этом палящем зное мне чудились миражи, какие-то завалы посреди дороги, и я попытался сконцентрироваться на том, что нужно сделать. Спросить о смертях в далеком прошлом. Спросить, не стали ли мои дети частью какого-нибудь зловещего ритуала.

Мы доехали до места, где дорога круто заворачивала и начинались дома. Каменные сооружения, прилепившиеся к скалам. Я искал реку, которая дала название этому поселению, но увидел только русло, такое же высохшее, как и все вокруг. Потрескавшаяся земля, размеченная крупными валунами, оранжево-красными и пурпурными, клочки растений, похожих на вереск, между двумя грядами протянулась деревня, расположенная недоступно высоко, словно бандитское пристанище. Два ряда домов выстроились вдоль мощеной улицы, которая петляла и заворачивала к маленькой церквушке на площади.

— Это и есть Гурдон-сюр-Луп, — сказала Эстель.

Она попросила остановиться у церкви. Когда я остановился, сзади на дороге появилась бело-голубая полицейская машина, ехавшая по пятам за нами, но не остановилась, а проехала дальше.

— Ты здесь бывала?

— О да, — отозвалась она. — Несколько раз.

— Где же река Луп?

— Она высохла много лет назад. Деревня была почти заброшенная. Затем несколько семей вернулись. Мусорщики, лудильщики, просто бездомные.

Мы припарковались и осмотрели площадь. Был уже почти полдень, и солнце раскочегарилось, как плита. Не было никаких деревьев, никакой тени.

— Видимо, их спилили на дрова в какую-нибудь суровую зиму.

— Тебе не нравится это место?

— Ненавижу его, — сдвинула брови она.

Тощая собака проскользнула в ворота. Дома вокруг площади наглухо закрыты, почти никаких признаков жизни. Универсальный магазин с навесом, превратившимся чуть ли не в клочья, магазин одежды и обуви, предназначенный для непонятно какого покупателя, и на другой стороне овощной магазин, который рекламировал также и хозяйственные товары, канистры для керосина, вилы, лопаты, ножницы, пластиковые бидоны.