Крик жаворонка. Жизнь и судьба Ивана Трубилина

Ему повезло – поколение послевоенных руководителей, отобранных прежде всего самой войной, хорошо знавших ценность созидательного труда. И не один Огурцов был среди них. Особенно это стало ощущаться, когда Трубилина назначают директором МТС. Судьба уже чаще стала сводить с людьми, чьи биографии были насыщены не только фронтовым прошлым, но и судьбоносными событиями восстановления, в которых «университетом» являлась сама жизнь, непростая, подчас драматическая, нередко на грани самопожертвования, но не утерявшая при этом чувства товарищества и оптимизма. Всякий праздник начинался и заканчивался песней, хорошей, распевной мелодичной песней, которую вослед радио пела вся страна.

Это было очень важно, если учесть непростое переломное время. А оно было, действительно, сильно переломное, особенно для тех, кто долго ходил под дамокловым мечом сталинского периода, и разговор на заседании бюро партии по поводу, скажем, невыполнения плана посева озимых часто шел под суровым приглядом начальника местного отдела МГБ.

Иван Тимофеевич избежал этого, но знавал многих людей, у которых ушедшая эпоха отражалась не столько количеством орденов на груди, сколько рубцами инфарктов. Впоследствии уходил от публичных рассуждений на эту тему, и не потому, что не привык искать виноватых среди тех, кого уже нет на этом свете. Прежде всего потому, что лично на себе ощутил все преимущества социализма: с бесплатным образованием для любого, возможностью реализоваться по жизни без опоры на родовитость или увесистую протекцию, а главное – редкую человеческую сплоченность, помогавшую стране выходить из послевоенных лишений.

В тех же Гулькевичах жили более чем скромно (съемная комната, где одностворчатый шкаф хранил весь семейный гардероб), но с полной уверенностью, что страна, пережившая такую войну, где каждый пятый еще долго ходил на работу в гимнастерке со следами споротых погон, выходит на ту магистраль, где всякий день обещает светлую надежду.

Именно в ту пору Иван Тимофеевич близко сходится со многими людьми, которые в той или иной степени оказывают влияние на формирование его как личности, в которой лучшие человеческие качества (те, что от мамы с папой) на всю жизнь остались доминирующими.

Прежде всего, это полное отсутствие этакой молодецкой гордыни (а уж тем более высокомерия), когда служебные успехи, множенные на преимущество перспективной молодости, нередко выводят молодого человека на уровень ощущения собственной исключительности. Вера Федоровна Галушко, много лет пребывавшая в руководящей элите края, рассказывала мне, как будучи только-только назначенной на должность заместителя председателя Краснодарского горисполкома вынуждена была однажды вникать в достаточно тревожную, более того, исключительную ситуацию. Дело в том, что в Кубанском сельскохозяйственном институте, в среде студентов-иностранцев (в основном из африканских стран), возник вдруг некий массовый протест, как потом выяснилось на бытовой почве.

Сам по себе случай, повторяю, исключительный, поэтому вызвал немалый переполох. Еще бы! Орденоносное высшее учебное заведение, тем более славящееся давними интернациональными связями (на Кубани первые студенты-иностранцы появились именно тут), и вдруг этакий конфуз!

Вот при той непривычной ситуации Вера Федоровна и познакомилась с Иваном Тимофеевичем. Она уже не очень помнит суть конфликта, но отлично помнит, какое впечатление на нее произвел ректор.

«Он меня поразил каким-то необычно ровным и для той, достаточно нервной ситуации умиротворяющим характером, – вспоминает Вера Федоровна, нынче занимающая пост председателя Краснодарской городской Думы. – Нет-нет, совсем не равнодушным… Я по глазам видела, что ситуация эта его крайне волнует, но он разговаривал со студентами на такой душевной и доверительной ноте, что страсти сразу улеглись.

У нас ведь в таких случаях нередко начинается что-то похожее на сдавленную истерику: а что? а почему? а кого будем привлекать? И прочее в том духе. Утихомирив ситуацию и «расшив» проблемы, мы еще долго пили чай в ректорском кабинете, и я не уставала удивляться силе гипнотического обаяния, которым, несомненно, обладал этот человек, так и ни разу не повысив голоса, хотя поначалу со стороны ссорившихся крику было много…»

Вера Федоровна, за годы не потерявшая ни внешней красоты, ни внутреннего обаяния, продолжала:

«Ну кто я перед ним, человеком, которого к тому времени знала вся Кубань и уж тем более вузовский мир страны? Вчерашняя сельская девчонка, бывшая учительница физики из Курганинского района, у которой за спиной только непродолжительный стаж комсомольской работы… А он со мной разговаривал, как с равной, точно обозначив проблемы, которые приводят к подобным ситуациям. Говорил тихо, но каждое слово было понятно:

– Мы имеем дело с людьми разными по многим качествам, но одинакового возраста, где молодость часто оперирует категоричностью, болезненной реакцией на несправедливость, или тем, что ей кажется несправедливым…