Читаем Крест. Иван II Красный. Том 2 полностью

В состоянии растерянности и беспокойства мыслей людям свойственна чрезмерность выражений, не замечаемое ими преувеличение обстоятельств, что только усугубляет шатание ума и затрудняет поиск решений.

<p><strong>2</strong></p>

Ремесленные люди во время пожара спасали прежде хозяйской утвари и одежды своё сручье — пилы, топоры, тесла, скобели', сверла, долота, резцы. Мастера по дереву не делились лишь на плотников да столяров — десять разных сословий имелось у древоделов. А если есть свой промысел, то надобно иметь не только свои подручные орудия, но и загодя припасённое сырье: клён и ясень — для посуды, ель и дуб — для кадок и бочек, липа — для хоромного наряда и стоялой утвари, а ещё привозные породы для поделки гребней, дорогой посуды, Скрыней — самшит, тис, бук, каштан, кедр, пихта, лиственница. Всех умельцев тысяцкий Хвост призвал для восстановления великокняжеского дворца, занёс их имена в отдельный свёрток, где учитывался их подённый вклад, а княжеские плотники в это время всем этим искусникам ставили на Подоле жильё, рубленное в обло или в лапу с зубом.

Алексей Хвост наметил себе с утра объявить Василию Вельяминову княжеское решение, но в нескончаемой череде больших и малых забот вспомнил об этом лишь к вечеру.

А Василий Васильевич время не терял: Хвост увидел уложенные в основание дома дубовые заводные с венцами, а поодаль, возле колодца, уже стояла банька, и дым просачивался сквозь тесовины крыши. Таких временных банек в Кремле понастроено много — вода в речках прохладная, уж не скупнешься и не смоешь в них пот да грязь после трудового дня, но ставили баньки лишь не имевшие загородного жилья люди служилые, ремесленники, челядь. Бояре с своими строителями приезжали из подмосковных вотчин только на светлое время суток, и Вельяминов жил постоянно в своём семчинском имении — зачем ему банька?

   — Не боишься ещё один пожар вздуть? — спросил с усмешкой Алексей Петрович.

Вельяминов сразу уловил потайной смысл вопроса — и до него доходила гнусная молва, будто его люди подожгли Москву, чтобы отомстить великому князю и тысяцкому, да перестарались.

   — Ты опять за своё, Хвост? — Злоба так и кипела в голосе.

   — Про что это ты, Василий? — наигранно удивился Алексей Петрович. — На воре шапка горит? Я ведь про баньку твою всего лишь.

   — Нет, не про баньку! — распаляя себя, выкрикнул Вельяминов. — Будто не ведаешь про клеветы, кои сам, можа, и всклепал на меня!

Хвост не отозвался на его гневную молвь, с показным равнодушием осматривал привезённую из каменоломни мутную слюду для оконцев.

   — Ишь сколь заготовил!.. Уж не на пол-Кремля, на весь Кремль с посадами хватит. А пластин-то, пластин-то кровельных! — Хвост опустился на корточки, начал перебирать свежеструганные, шелковистые на ощупь и чуть лоснящиеся на взгляд осиновые пластины. Умело вытесанные топором чешуйки выпукло круглились и ступенчато сужались одним концом, чтобы можно было класть их внахлёст. — Хороши! Пустяковое вроде дерево — осина, а на же тебе, лучше нет кровли — не коробится, не трескается ни под дождём, ни под снегом... Но, правда, с огнём и она не поспорит. — Хвост поднялся, спросил с простодушием: — И на кой тебе столько? У тебя, чаю, и старая кровля не вся погорела?

   — Ты опять?! — взъярился Вельяминов, кровь бросилась ему в лицо, щёки огненно пылали.

   — Что — опять? Ты про клеветы, что ли? Так ведь сам, Вася, посуди: только твой терем и остался во всём Кремле. Дивится люд московский, отчего это огонь вокруг тебя вертелся?

Вельяминов стоял набычившись, с трудом удерживая себя. С кулаками готов был броситься на Алексея Петровича, до того люто ненавидел его.

   — Потому, Алёша, что у меня все бочки и кади всегда наполнены всклень водой. Даже и в самых верхних горницах метла и ведра в припасе. Кабы оставался я тысяцким, так по всей Москве бы было запасено на случай беды...

Удар был хорошо рассчитан. Хвост даже чуть отшатнулся, помутнел лицом и, утратив снисходительно насмешливый зык, не сумел скрыть злорадства:

   — Вовремя ты старые хоромы разобрал, а то бы я их сам под корень снёс.

   — Почему это?

   — Потому как восседать тут не по достоинству тебе. Кто ты есть? Обыкновенный боярин, вот и будешь строиться, где все, над Подолом...

   — Не смеешь этого делать, Хвост! Повелевай ключниками да усмарями, а над боярами нет у тысяцкого власти. Мне только сам великий князь может указывать.

   — Вот он-то тебе и указывает.

   — Как? Не может быть! — не хотел верить Василий Васильевич. — Мой дед забил здесь первый кол пятьдесят лет назад, при князе Данииле. Тогда ещё ни тебя, ни твоего отца на Москве не было!

   — Да ты не отчаивайся, — сказал торжествующе-издевательски Алексей Петрович. — Вот гляди, где я тебе место для жительства определил. — Он зашуршал пергаментным свёртком. — Гляди, Вася. Вот тут братья владыки, Бяконтовы, рядом двое Акинфычей, а следом и ты ставь терем, хоть трёхжильный.

Вельяминов подкашивал глаза на пергамент без любопытства, стараясь лишь не выдать растерянности. И вдруг осенило его:

   — А где ордынское подворье? Оно ведь тоже погорело?

Перейти на страницу:

Похожие книги