Крест. Иван II Красный. Том 2

Они вернулись домой осенью, и грустное зрелище предстало им. Ещё когда переправлялись через Оку, узнали от встречных купцов, что в Москве случился пожар. Встревожились, но прикинули: горит деревянная Москва, почитай, каждые три-четыре года, жители научились и вовремя гасить загорание — от молнии, от неосторожного обращения с огнём, от злодеем пущенного «красного петуха», — и вновь отстраивать дома быстро и уж лучше прежних. Случались в истории города пожары прямо-таки истребительные, Алексий сам видел многие, а о более ранних читал в монастырском пергаментном свёртке. Летописцы старательно подсчитывали число сгоревших церквей, количество погибших от огня людей и скота, но нынче Прокоше только-то и осталось вывести дрожащей рукой кратко: «Погоре город Москва. Кремль весь».

Зная о случившемся бедствии, Алексий не уведомил о своём прибытии, потому, против обыкновения, никто не встречал нового митрополита, не трезвонили колокола ни на подъезде к городу, ни в самом Кремле.

Сторожа у кремлёвских ворот стояла, как всегда, но что стерегла она?

Первое, что бросилось в глаза Алексию в слабом свете закатного солнца, — огромная головня, в которую превратилась самая первая в Москве церковь Иоанна Предтечи. Неподалёку от неё, подле звонниц на столбах, должен был находиться митрополичий двор, выше по Боровицкому спуску — каменная церковь Спаса, потом дворец князя, за ним Успенский собор, чуть правее — Иоанн Лествичник.

Он велел вознице остановиться, вышел из чёрного кожаного возка и пошёл вверх пешком в сопровождении своих бояр. Столбы звонницы обгорели, колокола обрушились на землю: один был цел, у второго откололся кусок подола, третий оплавился, видно попав в самый жар. Митрополичий двор с поварней и конюшней сгорел дотла.

Резной позолоченный гребень великокняжеского терема раньше вздымался едва ли не выше всех каменных соборов, а теперь осталось лишь нижнее жильё. У стоявшего рядом дома Протасия, как по привычке называли дом Вельяминовых, провалилась железная кровля, обгорел один угол, полопались слюдяные окна, глядевшие сейчас мёртвыми глазницами, но сам дом уцелел, хотя и был, наверное, непригоден для обитания. Следующий, тоже богатый дом великого боярина Ивана Акинфыча сгорел до основания. И от жилья братьев Бяконтовых остались лишь дубовые заводные плахи — их уж очистили от пепла и гари, сложили стопой, готовясь к новому строительству.

В кучи обугленных брёвен, сгоревшего тряпья и спёкшихся в коробьях зёрен пшеницы и других съестных припасов превратились дворы всех великих бояр, стоявшие один за другим вплоть до угловой круглой без ворот башни. На Подоле кое-где среди пожарищ уцелели отдельные постройки служилых людей и ремесленников, крытые тёсом, гонтом или соломой, но и в них не было признаков жизни.

Тишина стояла столь полная, что Алексий услышал, как пролетают в вышине гуси — чуть поскрипывают их маховые перья, изредка птицы перекликаются, спокойно и деловито. Алексий запрокинул голову, придерживая рукой белый митрополичий клобук. На юг летят, может быть, прямо в Царьград. Гуси вдруг громко загалдели, огромный ровный клин сломался, птицы стали перестраиваться, иные снижались, другие взмывали вверх. Нешто и они не узнавали Кремля после пожара, а может, посчитали, что сбились с пути... Потом враз смолкли, дружно потянулись вверх и начали умело восстанавливать строй. Алексий проводил их взглядом до Воробьёвых гор, а после этого обратил внимание, что над почерневшими остовами каменных храмов Кремля не вьются привычно галки, не воркуют голуби.

Огонь не пощадил даже сад в великокняжеском дворе. Яблони превратились в чёрные скелеты, втоптаны оказались в землю кусты малины и смородины. Под ногами — сварившиеся перья лука и чеснока, ботва моркови и репы, запёкшиеся тыквы.

Алексий велел заворачивать шестерик и ехать в Богоявленский монастырь. Там, видно, уже как-то прознали о его прибытии. Весь церковный клир и монахи высыпали на двор во главе с епископом Афанасием, которому Алексий поручал дела митрополии на время своего отсутствия.

После краткого молитвословия прошли в трапезную.

Со дня пожара в Кремле прошло две седмицы, но очевидцы его ещё не могли освободиться от того ужаса, который пережили. По рассказам Афанасия, монастырского чёрного духовенства и белых священников, перебравшихся в уцелевшую от огня обитель для временного проживания, Алексий легко смог представить себе произошедшее. Как вспыхнул среди бела дня огонь на хозяйственном дворе, как переметнулся на жилые постройки, как при усилившемся ветре начали летать по Кремлю «красные галки», а затем и целые горящие брёвна переносились за десять, а то и за двадцать дворов. Треск яростного пламени, крики обезумевших людей и животных, колокольный набат во всех церквах и монастырях — всё это до боли знакомо.