Крест и стрела

Вилли мгновенно понял, что это — Берта. Услышав, как открылась дверь, он подумал было, что вошел доктор или сиделка. И как каждый раз, когда кто-нибудь из них входил в палату, Вилли напрягал нервы, внутренне подготовившись ко всему, что может произойти. Поняв, что пришла Берта — он узнал ее по плачу, — он заволновался. Он не хотел, чтобы она плакала и горевала. Ненависть, с которой он думал о ней еще так недавно, совсем исчезла. Ему неудержимо хотелось протянуть руку, погладить ее по голове, сказать: «Берта, девочка моя, не плачь… Мне так жаль, что ты носишь ребенка от меня…»

Берта опустилась на колени возле койки. Жалобно и умоляюще, задыхаясь от горя и раскаяния, она зашептала:

— Вилли, Вилли!.. О Вилли, бедный мой, родной!..

Вилли крепко вцепился пальцами в матрас. Внезапно он почувствовал прикосновение ее губ к своей руке — к той руке, что была привязана к кровати. И почувствовал, как на нее закапали горячие слезы. Сам того не сознавая, он застонал и повернул к Берте голову. Его пронзила острая жалость к самому себе — он понял, чего он лишается, потеряв Берту. Зачем он поддался этому безумию? Он, как слабоумный, срубил под корень свою собственную жизнь, взял их светлое совместное будущее и бессмысленно разрушил его.

— Бедный, дорогой мой! — шептала Берта, горько плача. — Ты мучаешься, тебе больно! О Вилли, ты меня не слышишь, но, может, бог меня услышит. Я люблю тебя. Что я с тобой сделала! Лучше бы мне умереть. — Она покрывала его руку поцелуями. — Если б можно было все поправить, Вилли! Если б вернуть вчерашнюю ночь!

Вилли поглядел, чуть-чуть приоткрыв веки. Он слышал ее шепот:

— Зачем ты сделал это, Вилли? Какой в этом смысл? У тебя, должно быть, помутилось в голове…

Вилли слышал эти слова и вдруг увидел на ней свитер — тот самый снятый с француженки свитер, который Берта якобы сожгла.

Он закрыл глаза. Его охватило отвращение, в котором не было даже горечи. Любовь к ней, переполнявшая его секунду назад, превратилась в яростное презрение. Он вспомнил все, что произошло между ними вчера вечером, и с ожесточением мысленно произнес: «Жаль, что я тебя не убил до того, как ты меня предала. Ты такая же дрянь, как и другие. И любви твоей грош цена».

Берта перестала плакать. Она высморкалась и снова села на стул.

— О Вилли, Вилли! — пробормотала она и умолкла. Она смотрела на его неподвижное лицо и думала: «Если бы можно было все поправить. Зачем, зачем это случилось? Боже милостивый, зачем?»

В тот вечер, когда они поссорились из-за поляка и Вилли так безжалостно, без единого слова, покинул ее, Берта пришла к тягостному решению: либо Вилли должен уступить ей и не спорить насчет поляка, либо она никогда не выйдет за него замуж. С тяжелым сердцем она сказала себе, что слишком хорошо знает мужчин и даже любовь не делает ее слепою. К тридцати шести годам она много навидалась в своем маленьком мирке. Она видала пьяниц, которые хоть и стыдились своего порока, но пить не бросали. И какие бы ни были у них жены — любящие и заботливые, либо пилившие их с утра до ночи, — все равно мужья пьянствовали, а у жен была не жизнь, а сущий ад. Так же будет и у нее с Вилли, решила Берта в тот вечер. Ничего хорошего из их брака не выйдет, если Вилли не прогонит одолевавших его бесов. Поссориться с ней из-за поляка — ведь это чистое сумасшествие! Чего доброго, они начнут ссориться из-за мясного пайка или башмаков на деревянной подошве. Жизнь всегда трудна: и в детстве жилось нелегко, а сейчас еще хуже. Жизнь приносит почти одни только неприятности. И Берта приспособилась к ней по-своему: она закрывала глаза на все дурное и радовалась хорошему. Если Вилли не научится жить так же, то их брак не сулит ничего хорошего.

На следующий вечер Берта ждала Вилли с трепетным беспокойством, надеясь, что в обычное время она услышит его свист. Прождав час, она не выдержала и расплакалась. Сердце понуждало ее бежать к нему на завод, но разум твердил: «Не надо». Разум подсказывал ей, что ссора была слишком серьезна. «Он придет завтра», — утешала себя Берта.

Она разделась и легла в постель. Но как ни сильно она устала за день, заснуть ей не удавалось. Она ворочалась с боку на бок и через каждые несколько минут приподымалась на локте и смотрела на старый будильник, стоявший на столе. Мысли ее вертелись вокруг одного и того же: она заснет, и Вилли разбудит ее поцелуем; она откроет глаза, увидит его улыбку и поймет, что он уже не сердится; он крепко прижмет ее к своему мускулистому горячему телу и прошепчет: «Прости меня, мы никогда больше не будем ссориться».

Около десяти часов она услышала скрип калитки. Это Вилли, он, конечно, пришел просить прощения! Она спрыгнула с кровати, накинула халат и, дрожа от радости, побежала в кухню. Не успела она добежать до двери, как на пороге появился Вилли; оба они остановились и молча смотрели друг на друга. Ночь была темная; Берта не видела глаз Вилли и не могла угадать его настроение. Но он все-таки пришел, и больше ей ничего и не надо.

— О Вилли! — воскликнула она и, бросившись к нему, обхватила его руками.