Крест и король

Он убедился, что у каждого есть спальный мешок. К сожалению, не такой роскошный, как купленный Шефом в Гулатинге, — тот, как и многое другое, сгорел. Но склад с пухом уцелел в пожаре, и каждому достался двухслойный мешок из кожи или шерсти, с подкладкой из пуха морских птиц. Рукавицы и шапки, холщовые платки, чтобы обмотать шею и прикрыть лицо в случае метели. У каждого в заплечном мешке запас еды на десять дней, в основном сушеная рыба и тюленье мясо, а также выдержанный сыр из козьего и овечьего молока. Худо-бедно, но человеку, идущему весь день по морозу, без четырех фунтов еды не обойтись. Чем больше несешь, тем меньше пройдешь.

— Увидите что-нибудь живое — съешьте, — наказал Бранд. — Растягивайте запас, который несете, как можно дольше. Прежде чем перейдете на ту сторону, наголодаетесь.

Оружие тоже было тщательно отобрано, и не только военное. Катапультисты взяли арбалеты и тесаки. Озмода с трудом вынудили оставить его алебарду, слишком тяжелую и громоздкую. Торвин взял кузнечный молот, Хунд шел с пустыми руками, а остальные несли топоры и копья — рогатины, а не сулицы и не гарпуны.

— На медведя, — объяснил Бранд. — Рогатина не даст медведю навалиться на охотника.

Было также выдано четыре небольших охотничьих лука — тем, кто считал себя метким стрелком. Катред захватил отобранный у Вигдьярфа меч и свой шипастый щит. Шеф нес старое копье и широкий ругаланнский нож — трофей с «Журавля».

Наконец, Бранд навязал им деревяшки, на которых катаются норвежцы, — шесть пар лыж.

— Из нас никто не умеет ходить на них, — протестовал Шеф.

— Торвин умеет, — отвечал Бранд.

— Я тоже умею, — добавил Кеолвульф. — Научился в первую зиму.

— А вдруг вам понадобится выслать разведчиков? — настаивал Бранд.

А про себя подумал: пусть хоть кто-нибудь выживет, даже если остальные умрут.

На рассвете, недели через две после битвы и пожара, отряд выступил в путь. Через первое препятствие — пролив — они переправились на судне, которое людям Бранда удалось собрать из обломков: доски с обоих разбитых кораблей, киль, сделанный из половины сборного киля «Журавля». Корабль вышел коротким, широким и неуклюжим, Бранд неодобрительно назвал его «Утенком». Тем не менее он прилично ходил под парусом, и отряд, да еще шесть человек команды, разместился на его просторной палубе.

Возникли споры, где лучше высадиться на берег. Бранд предлагал выбрать фьорд, который дальше всех заходит в горы, чтобы максимально сократить маршрут по суше. Но Катред с неподражаемой уверенностью отверг этот вариант.

— Эхегоргун сказал другое, — пояснил он. — Он велел войти во фьорд, который подходит к трехглавой горе. Потом двигаться строго на восток. Так мы выйдем на направление к большому озеру у подножия гор Кьелен, Киль.

— Так там направление или дорога? — поинтересовался Шеф.

— Направление. Дорог там нет. Нет даже троп потаенного народа. В горной стране им не нужны тропы.

Он чуть не сказал «нам», отметил Шеф.

Итак, двадцать три нагруженных человека стояли на холодном ветру в самом конце длинного фьорда. Солнце поднялось высоко. Но при этом оно едва освещало горные вершины, и половина фьорда лежала в глубокой тени. На противоположной стороне в тихой воде сверкало отражение увенчанных снежными шапками высоких гор, колеблемое лишь легкой рябью отходящего от берега «Утенка». Люди казались чахлой порослью у подножия серых исполинов, а их тропы — просто промоинами в скале, по которым струится вода.

Бранд крикнул им вслед:

— Тор вам в помощь!

Торвин в ответ показал знак Молота.

— Веди нас, — сказал Шеф Катреду.

Спустя двенадцать дней Шеф убедился, что его расчеты были неверны. Он сделал двенадцатую зарубку на палочке, которую носил за поясом с первого дня похода, а остальные путешественники молча смотрели на него. Они не могли оторвать глаз от сухой палки.

И в этом тоже была ошибка. Первый день оказался так плох, как Шеф и ожидал, вспоминая свою судорогу при подъеме на склон, когда они с Катредом пришли в гости к Эхегоргуну. В этих горах не было очень крутых и отвесных склонов, по которым пришлось бы карабкаться. Но они никогда и не становились настолько пологими, чтобы можно было просто идти. Первыми заболели мускулы на бедрах. Потом к ним присоединились руки, так как ослабевшим скалолазам приходилось в основном подтягиваться на руках, а не отталкиваться ногами. Перерывы на отдых становились все более длинными, все более частыми, а боль после каждого из них все мучительней.

Все это Шеф предвидел. По его прикидкам, надо было подняться на пять тысяч футов. Для этого достаточно пяти тысяч шагов. «Около трех тысяч мы уже сделали, — сказал он остальным. — Две тысячи шагов! Мы можем сосчитать их». И хотя в числе шагов Шеф ошибся, он был прав в том, что рано или поздно мучениям придет конец.