Крещатик № 95 (2022)

Grateful Dead заиграли «Me and my uncle» – быструю весёлую песню про ковбоев, карты и стрельбу. Уильям пустился в пляс перед коврами-мутантами. Им вроде нравилось.

– One of them cowboys, he starts to draw, – пел Боб Вир. – I shot him down, Lord! He never saw[15].

Уильям попробовал отобрать у полуголой негритянки джабару, но она не отдала её. Зато парень в пончо отдал ему свои маракасы. Уильям был вне себя от радости.

– Shot me another, right then he hit the floor![16] – пел Боб Вир. – In the confusion, my uncle grabbed the gold. And we hightailed it down to Mexico[17].

Уильям бросил шляпу ввысь, завизжал, присел у джембе и лупил в него что было сил. Потом встал, ухмыльнулся, осмотрел зрительный зал.

– Всего доллар за каплю!

– Эй! – Уильям протянул купюру, с трудом вытащенную из кармана. – Давай сюда свою каплю.

Барыга вытащил обычные на вид капли. Уильям широко открыл рот.

– Не так, не так, – барыга засмеялся. Он был странно похож на морячка Попая. Каждый раз, когда он открывал рот, Уильяму казалось, что он закричит: «Шпинаааат!». – Капается в глаза. Чтоб сильнее торкнуло, чувак.

– В глаза?! – спросил Уильям.

– Я тебе помогу, – сказала девушка в серебристом платье. – Ложись.

Уильяма завис. Просто таращился на неё с открытым ртом и молчал.

– Ложись. Не стой столбом.

– Аа. Ну… о’кей.

Девушка в серебристом платье села на него. Оттянула левое веко. Уильям непроизвольно шевелил головой. Девушка в серебристом схватила его челюсть. Сильно. Он чувствовал себя Алексом ДеЛарджем в кинотеатре.

– Не ёрзай, – велела она, и Уильям чувствовал, что должен повиноваться.

Капля упала на нижнее веко. Уильям пальцем подтолкнул её в полулунную складку. Вторая капля упала на ресницу. Уильям поморгал, и влага просочилась к глазу.

– Со мной всё будет в порядке? В смысле, у меня глазные яблоки не отсохнут?

– Не говори ерунды. Я однажды полбутылки в каждый глаз вылил. Я, правда, ослеп где-то на час, но оно того стоило, чувак, – Попай улыбнулся. – Оно того стоило.

Гимн солнцу

Уильям уже давно перестал гадать, что реально, а что нет. Он видел парня со змеёй на плече и флейтой, и факиров, жонглирующих пламенем, и «яйцеголовых» – парней с конусовидными накладками на головах, в честь знаменитых персонажей «Saturday Night Live», и двух мимов (в гриме, фраках и цилиндрах), между которыми он встал, когда они исполняли «зеркало». Он увидел людей, обнимающих воздушные шарики и медленно танцующих с ними, как с партнёром. Перед ними обильно жестикулировала тётка. Уильяму они понравились. Он тоже взял шарик и качался с ним.

– Set out running but I take my time, – запел Уильям. – Friend of the Devil is a friend of mine[18].

– Ты можешь говорить?! – спросила жестикулирующая тётка.

– Это чудо из чудес! – пошутил Уильям, но не сумел поднять уголки губ, чтобы улыбнуться.

– Нет, серьёзно. Ты ведь знаешь, что все эти люди глухонемые, да?

– Что?

– Эти люди глухонемые. Они приходят на концерты с шариками, и через шарики чувствуют вибрацию музыки. А я – сурдопереводчик у них. Я перевожу им слова песен, чтобы они знали, ну, чтобы они чувствовали всю поэзию Роберта Хантера и Дэдов.

– Wow… – Уильям был готов расплакаться, но сдержался.

Он ещё потусил с глухонемыми, пытаясь проникнуться в тонкость их восприятия музыки, но скоро ему стало скучно, и он свал ил.

Девочка порхала как балерина. Другая махала длинным платьем как цыганка. Третья, разодетая, как Мэрилин Монро, вертелась на носках. Рядом с ними волосатые, в основном, худые (но попадались и мускулистые) мужские торсы крутились, порхали и тряслись в конвульсиях. Один старый хиппи застыл посреди этой вакханалии с газетой на голове, и никто не смел его трогать.

«Здесь можно танцевать с любыми движениями, – Уильям вознёс руки к небу и растопырил пальцы, – потому что это лучшее место на свете!».

Девочки в длинных платьях-колокольчиках, похожие на цветки из «Фантазии» Диснея, вращались. Вращались и бородатые мужики. Их глаза были закатаны в экстазе, а заплетённые косы бились друг о друга, как рыбьи хвосты. Они не танцевали. Они вращались. Медитировали в движении. Они спиннеры – религиозная коммуна, где поклонялись особому богу – Джерри Гарсия.

Уильям тоже крутился. Поначалу его мутило, но он не сдавался. Он набирал скорость, периодически врезаясь в коллег по цеху, затем притормаживал, снова разгонялся, и…

– Sunshine daydream!!! – пели Grateful Dead, и Уильям кружился быстрее и быстрее, и всё пропадало в водовороте ярких линий, и быстрее – и солнечные грёзы!!! – и он пел, пел один и всем мешал, и разгонялся, и любовь и свет спиралями спускались на него, в него, в эту человеческую юлу, которую кто-то заводил вновь и вновь, и Уильям видел руку бога, и sunshine Daydream!!! Уууууууу!!! – он выл фальцетом, как Донна Годшо, и все попадали, как кегли в боулинге, и били поклоны. Уильям тоже бил.

– It was beautiful! – Уильям полез обниматься. Его новые друзья, как и многие другие, вышли в коридор. Уильям последовал за ними. Увидел буфет и променял своих идеологических братьев и сестёр на печеньки за 50 центов и сок за 35.