Крепость во тьме

Звезды предсказали эль-Надиму не лучшую судьбу, чем карты. Насмешник не сомневался, что столь же безрадостными были и предсказания Саджака. Эль-Надим это чувствовал и рассчитывал, что новое пророчество будет более обнадеживающим.

– И все же… – задумчиво проговорил эль-Надим, когда толстяк сообщил ему результат, – и все же мы выступаем. Завтра. Так приказал сам Эль-Мюрид.

Вид у него был столь печальный и обреченный… Насмешник даже на мгновение пожалел, что озвучил свое предсказание. И среди противников находились хорошие люди, а эль-Надим был лучшим среди его сегодняшних врагов. От него исходило ощущение неподдельной человеческой теплоты и заботы. Именно его человечность, а не военный гений объединила Средний Восток в подобие старой империи. Он искренне верил в закон Эль-Мюрида и обладал достаточной волей и могуществом, чтобы воплотить его в жизнь.

Зараза национализма пока не коснулась Востока. Созданный эль-Надимом образ империи находил здесь признание, давно забытое на разделенном Западе.

Насмешник это понимал, как, возможно, и сам эль-Надим. Но Аль-Ремиш – нет. Эль-Мюрид ожидал, что его генерал вторгнется в чужую цивилизацию, состоящую из десятков разнообразных культур и королевств, и повторит успех, которого он добился там, где существовали лишь три значительные культуры.

– Всему конец, – бормотал Насмешник, следуя по пятам за эль-Надимом через западные ворота Троеса.

Генералу предстояло убедиться, что за горами Капенрунг ценность любых уговоров и справедливости крайне невелика. Повелители Запада понимали только один язык и знали одну лишь реальность, символом которой был меч.

С каждым днем толстяк все больше нервничал. Саджак таился в тени, словно смерть, постоянно напоминая, что прошлое может вернуться. На Западе же были Непобедимые, которые могли его помнить и которым терять было меньше, чем старику.

Саджак нанес удар по прошествии убаюкивающей недели.

Насмешник отвел осла с тропы, спрыгнул на землю, подобрал одежду и присел. И пока он пребывал в этой неизящной позе, Темная Госпожа протянула руку и попыталась тронуть его за плечо.

Послышался хруст гравия под чьей-то ногой, и к нему, подобно пустынному призраку, метнулась тень. Толстяк, однако, оказался проворнее. Пригнувшись и перекатившись по земле, он вскочил с клинком в руке.

Убийца, молодой троенский солдат, уставился на него, раскрыв рот. Ни один человек не мог двигаться столь быстро, тем более толстяк.

Меч Насмешника блеснул в лучах солнца, и сталь пропела свою песню, ударившись о сталь. Солдат тупо уставился на пустую руку.

– Я озадачен, – сказал Насмешник, заставляя того сесть на камень. – Пребываю в эпическом недоумении. По всем законам мне следует убить напавшего в назидание мерзкому старикашке, который его подослал. Не так ли? Сразу же повергнуть нечестивца в ужас? Но я страдаю болезнью по имени милосердие. Я даже воздержусь от мщения… – По его круглому лицу пробежала зловещая улыбка. – Нет! Все-таки не стану воздерживаться.

Он принялся ухать, завывать и приплясывать, хотя острие меча по-прежнему целилось в кадык солдата. Жестикулируя так, словно призывал самих повелителей Тьмы, он пропел на гортанном алтейском пару непристойных кабацких песен.

– Все. Дело сделано. Я наложил на тебя проклятие проказы, друг мой, и притом весьма специфическое.

Солдат побагровел – худшей судьбы он не мог себе представить.

– Весьма специфическое, – повторил Насмешник. – Оно проявляется лишь тогда, когда человек лжет. – Он рассмеялся. – Понял? Стоит один раз соврать – и проклятие подействует. Через несколько часов пожелтеет кожа, а через несколько дней начнет отваливаться плоть. Ты станешь вонять, словно старый труп. Слушай же! Если господин генерал призовет несостоявшегося убийцу в свидетели – расскажешь в точности всю правду. Иначе…

Толстяк убрал меч в ножны, поймал осла, закончил свои придорожные дела и вернулся на место в колонне, то и дело хихикая. Дурак-солдат ему поверил.

Когда колонна приблизилась к Аль-Ремишу, толстяк начал бормотать и ругаться. Беспокоились и его спутники, которым не терпелось побывать в священном городе и Храмах. Насмешник постоянно потел, чувствуя, что настала критическая минута. Именно здесь он, вероятнее всего, мог встретить знакомое лицо. Именно здесь теперь обитал Сиди. Именно здесь Саджаку могла представиться лучшая возможность.

Войско эль-Надима собралось на краю котловины, глядя на Аль-Ремиш.

– Где подразделения, что я послал вперед? – спросил эль-Надим, ни к кому конкретно не обращаясь. Тех нигде не было видно, хотя предполагалось, что они будут его ждать.

Через мост и вверх по склону к ним подскакал галопом одинокий Непобедимый.

– Вам нельзя входить в Аль-Ремиш, – крикнул он. – Повелитель приказал передать, чтобы вы шли на запад.

– Но…

– Таков приказ Ученика. – Гонец чувствовал себя неловко, передавая распоряжение, которое не одобрял сам.

– Мы проделали долгий путь. И хотим воздать должное Храмам.

– Возможно, когда вернетесь.

– Что происходит? Что случилось? – требовательно спросил эль-Надим. – Ведь что-то случилось?