Крепость

Ее дети, что бы о них другие ни говорили, были воспитанными людьми. И ей казалось, что и от внуков она вправе требовать цивилизованного поведения. Что ж, они стараются. Только Лина срывается и кричит на нее. Это можно простить. Бедная Линочка! При такой матери росла! Бедная Линочка! Она всегда была нервным ребенком. Ей и сейчас плохо. Лина тоже несчастная, как Алевтина. Но она лучше. Она бедная. У нее с детства были неврозы. То она безумно боялась кошек, то бесконечно таскала их в дом, мыла, чистила, тискала, гладила, спала с ними. А поддергивание нижнего белья!.. Все-то оно ей резало и мешало в разных местах, и длилось это лет до двенадцати: она, могла прямо среди улицы задрать юбку и начать поправлять трусики. Это очень раздражало Алю, она говорила девочке гадости насчет писки, которую она всем показывает и все в этом духе. А это ее теперешнее сидение с сигаретой, уставившись в одну точку. Хотя нет, это не нервы, это любовь. Это она из-за Тимашева так… Но в стране развитого социализма не должно быть несчастных. И задача каждого настоящего коммуниста — вовремя выявлять их и помогать им. Но для этого надо встать и пройти на кухню. Если она позовет Лину и та придет, то, может, будет как всегда раздражена. Тогда разговора не получится. Да, она звала, она кричала. Потому что не хотела умирать всеми оставленной. Не от страха боли. Боли она не боялась.

Она вспомнила, как сломала себе правую руку. Не так давно, кажется, это было. Исаак любил, чтоб все было чисто, чтобы всюду была вытерта пыль, и она следила за этим. Это было ей легко, пока она была молодой. Особенно много внимания требовали книги. И она всегда сама протирала книжные полки. Как-то уже после смерти Исаака (или он просто в тот момент куда-то уехал, как сейчас Владлен?..) она полезла на книжные полки — по привычке безо всякой стремянки. Но сказался возраст!.. Она упала. А полки под самый потолок — четыре метра! Она посмотрела на идущие во всю стену полки с некоторым восхищением собой. Кстати, эти полки она тоже сама заказала, Исаак был непрактичен, и, хотя любил удобства, квартиру благоустраивала она. Да, сверху она и упала. Но даже не вскрикнула, не стонала, не кричала, сама дошла до дивана, легла, а потом на шум прибежал Владлен, сидевший на кухне с Ириной, которая считала, что раз свекровь не кричит, то нечего и неотложку вызывать. Но Владлен все же вызвал, и оказался перелом кисти. Зажило, все срослось, на ней все заживает быстро. Только сейчас она — ни туда, ни сюда. Теперь ей страшно влезть на стул, чтоб открыть форточку проветрить комнату, хотя в комнате тяжело дышать. Лину для этого звать не хочется, ни к чему ее недовольство. Лину раздражают ее идеалы, ее вера в крепость социалистических идей. Сама она ни во что не верит, отсюда все ее несчастья. Любовь должна сочетаться с делом, с деянием, с борьбой во имя осуществления идей.

Она попыталась подняться. На лбу и по всему телу выступила испарина от слабости. Неужели пришла смерть? Нет, смерти она не боялась. Коммунисты не боятся смерти. Лафарги, когда дожили до семидесяти лет, по взаимному согласию вскрыли себе вены. Поль и Лаура, дочь Маркса. Это, конечно, чересчур. Но надо трезво смотреть на свою ситуацию. Поэтому она должна срочно, пока она еще может, передать свой опыт, объяснить Лине и Пете, как им жить. Поддержать Лину. Она же пропагандист, она всегда наставляла, она это умеет. Если она не сделает это сейчас, то завтра может быть, будет поздно. Они так и не узнают, не поймут, как правильно жить. Она сумела выработать достойное отношение к миру, отношение борца. Она жила честно, верная идеям раз и навсегда принятого марксизма-ленинизма. Пусть они живут также. Живут, служа идеалу, а не в свою утробу, как большинство. А у Лины еще и несчастная любовь. Как ей помочь?..

Она снова попыталась собрать остаток сил и подняться. Она должна преодолеть свою проклятую слабость. Если не она, то кто поможет внучке Исаака, а стало быть, и ее внучке! На сей раз ей удалось встать. Ее пошатывало, но она крепко вцепилась в спинку кресла и устояла. Подождала, пока пройдет приступ слабости. И медленно нерешительно, переступая ногами, поводя в воздухе руками, как канатоходец, вышла из комнаты.

Только в коридоре вспомнила, что забыла вставить челюсть. Значит, будет шамкать. Но вернуться за зубами не было сил. Она продолжала идти, держась за стену.

Лина сидела за кухонным столом, опустив голову. Руки на столе, пальцы сплетены. В пепельнице лежала горящая сигарета. Видно, Лина давно не затягивалась: на кончике сигареты нарос длинный столбик пепла. Вид у Лины был несчастный, потерянный, одинокий. Заблудившаяся маленькая девочка!

— Ты слишком много куришь. Это вредно для здоровья.

— Зачем вы встали, Роза Моисеевна? Уже ночь! Что-нибудь случилось? — приподнялась было Лина.

Но лицо ее все равно оставалось бледно-желтого цвета.

— Сиди. Курение — это вредная привычка. Ты не маленькая, должна это знать, — выскакивали совсем не те слова, которые она хотела произнести.

— Я пришла поговорить, — добавила она. — О жизни.