Крепость

Неужели мы должны будем сначала там пришвартоваться, вместо того, чтобы немедленно направиться в Бункер-укрытие?

— Совсем охуели! — пыхтит стоящий рядом со мной маат-старшина лодки, не опуская свой бинокль.

— Ну и долбоебы! — эхом вторит другой.

— Да они просто издеваются над нами! Ведь они же должны были увидеть нас еще с сигнального поста! — возмущается теперь даже командир.

Ну и как нам пройти?

Мы просто не можем пройти в Бункер, словно автомобиль в гараж. Между аванпортом и Бункером шлюз запирает нам единственный проход.

— Здесь, наверное, еще лежат лодки в своих боксах! — задумчиво произносит оберштурман.

— Наверняка эти парни установили и не убрали противоторпедные сети, — доносится голос командира мгновением позже, — и еще боновые заграждения!

В самом деле, я тоже вижу теперь в бинокль сетевое заграждение перед шлюзом. Его никак не обойти. В темноте, идя straight ahead, мы могли бы легко врезаться в них.

Нас что, не хотят впускать в Бункер?

Для этого может иметься только одно объяснение: Они здесь все еще не поняли, что мы движемся к ним.

На крыше Бункера уже отчетливо различаю зенитные орудия, а затем еще несколько на крыше склада. Наверно 37-миллиметровки. Более крупные калибры будут стоять дальше.

Лодка стопорит ход.

Командир уселся высоко, на ОПУ подлодки, и, прильнув к окулярам бинокля, осматривает, верхняя часть туловища странно изогнута, окружающую нас местность. Слышу, как он бормочет при этом:

— Ни одной падлы не видно… Чудесная организация всего мероприятия — надо сказать.

Опять держу бинокль перед глазами и также осматриваю панораму: Еще никогда в жизни я не видел такую пустую гавань. Бункер производит впечатление совершенно покинутого и мертвого строения. Нигде в глубине темных пещер не признака жизни. Насчитываю 12 входов. В Saint-Nazaire Бункер тоже имеет 12 боксов. В каждом место для трех лодок или, если боксы служат в качестве сухих доков, то для двух подлодок. Этот Бункер, очевидно, такой же.

Ясный перец: Шлюз между аванпортом и внутренним бассейном, у которого лежат Бункеры, закрыт. А потому, мы будем должны сначала подойти к пристани, которая является одновременно молом…

С огромной осторожностью приближаемся к пристани! Буквально по сантиметру… Командир не решается теперь рисковать резким маневром. Сейчас это вовсе ни к чему.

Опять быстро осматриваю панораму: Гладкое как стекло море за нами, стекольный свет, игра теней между бетонными кубами, филигрань портовых кранов — нигде ни следа войны.

На пристани — никого, кто приветствовал бы нас хотя бы взмахом руки. Только несколько людей компании Тодта и еще несколько в полувоенной, полугражданской форме с тупыми рожами.

Поделом нам!

В конце концов, мы же не возвращаемся из длительного и успешного боевого похода. Почему мы должны были заинтересовать своим переходом из Бреста в La Pallice — как командира Флотилии, так и его штаб? В каком говне мы по самые уши, это никого не интересует в этом соединении. Здесь ценят только успехи. А мы не можем предъявить боевых успехов!

Там даже нет швартовщиков: никого, кто мог бы принять наши швартовные канаты.

— Не понимаю! — снова доносится бормотание командира. Голос звучит одновременно и удивленно и зло.

Боцман, по крайней мере, умеет подбодрить. Он кричит какому-то рабочему с фордека:

— Эй ты, Дед Мороз хренов, хватай конец!

Рабочий, пожилой человек в грязном комбинезоне, стоит с придурковатым видом и не ловит веревку. В то время как боцман вытягивает швартов из воды и, будто лассо, сильно размахивает им, один из моряков резко ругает старика:

— Засранец тупой! Тебя что, не учили концы ловить?!

— Лови снова! — подбадривает боцман рабочего, и на этот раз дело ладится: Старик ловит линь, выдвигает им наш швартов и закрепляет его на кнехте.

— Merci, mon ami! — восклицает боцман и затем с торжествующей улыбкой обращается к мостику:

— Ну, кто бы сомневался!

Командир таким скрипучим голосом отдает свои команды, что кажется он обижен на весь свет. Он ворчит, обратившись к пристани, где уже собрались с полдюжины рабочих:

— Привязывайте линь аккуратно!

— И не пялься на нас как придурок! — ругается боцман.

На пристани один рабочий постукивает себя, когда командир не может увидеть его, по лбу. — Вот я сейчас только выберусь, — грозит ему боцман, — Я тебе точно задницу надеру!

Затем добавляет еще:

— И основательно — до самой шеи!

Слава Богу! мелькает мысль. Удалось!

И мы вновь связаны с твердой землей. Воистину это весомая причина для ликования и криков Аллилуйя! Но никто не кричит. Здесь воняет слишком тошнотворно.

Трудно все это понять!

Но ведь мы же доложили о себе. И то, что мы задержались, этому тоже есть объяснение!

Наконец установили сходни. Боцман проверяет их устойчивость. Теперь вниз с лодки и прочь отсюда — вот было бы правильное решение! Если бы только это удалось!

Уже при первых шагах по верхней палубе меня прошибает пот. Неправильно оделся. Неправильно, во всяком случае, из-за царящей здесь на юге жары.