Краткое руководство по левитации

Медленно, на стене за спиной деда проявился силуэт женщины, которую Серега узнал по старым семейным фотографиям. Высокая красивая Жанна Евгеньевна, тогда еще учительница начальных классов… Чем четче становилось изображение, чем больше подробностей отдавала женщине поверхность, тем старше и ниже она становилась, теряя осанку и уверенность во взгляде, превратившись наконец в добрую тихую Серегину бабушку, ожившую и ступившую нетвердой ногой в странную потустороннюю трехмерность. Она обошла деда и поставила на стол пустую керамическую тарелку:

– Покушай, Ваня.

Потом подняла голову и ласково посмотрела на Серегу:

– Садись с нами, Сережа. Сейчас и мама с папой подойдут. А ты Варю не ищи. Нет ее здесь…

– …Подъем!

Серега открыл глаза. Над ним стоял Антон. Сейнер урчал, в иллюминатор заглядывало солнце.

– Проснулси? Вставай давай. Сонце вже високо. Плавати вмиеш?

Серега зевнул, выгнул затекшую за ночь на узкой койке спину:

– Можно тебя попросить?

– Валяй.

– Вы же там у себя говорите на суржике?

– Я и на русском могу.

– А что тогда?

– Вставай давай. В камбуз и за работу. Через пару годин будемо на мисци… Триста лет говорили на вашем москальском. Хватит.

– Слушай, а это… Вы же не из-за меня плыве… идете на ту сторону?

– Ну ти даеш, поцик! – рассмеялся Антон, – Груз у нас в трюмах, а ти попутчик. Вставай. Возьмешь у Мамуки машку, кандейку и – на корму.

– Какую Машку?

– Швабру, – Антон криво усмехнулся, – И ведро. Пассажир, твою каракатицу!

На корме было жарко. Серега разделся до пояса и, мусоля мокрой пенькой отмытую ночным штормом палубу, наслаждался легким солоноватым бризом.

– Эй, морячок, – окликнул его Антон.

Серега обернулся и сразу увидел на горизонте неровную полоску берега.

– Иди поешь. Мамука приготовил тушенку.

Серега бросил швабру и, подхватив футболку, пошел за Антоном на камбуз. На камбузе хозяйничал Мамука, молодой грузин, не говоривший ни по-русски, ни по-английски. Знал он турецкий и говорил ли вообще, Серега выяснить не успел. Капитана и рулевого не было. Ели молча.

– Кончилась твоя батрачина, – сказал Сереге Антон, когда они закончили, – Собирайся. Скоро на берег.

Вышли на палубу. Земля была недалеко, километрах в пяти.

– Ну вот она, твоя родина, Серега, – Антон хлопнул Серегу по плечу, – Вон там, слева – Адлер. Полчаса на попутке.

– Спасибо тебе. Я…

– Погоди, – Антон как будто что-то услышал, повернул голову, на секунду замер, разглядывая спокойное взморье и вдруг громко закричал, – Полундра!

На крик из рубки выскочил капитан.

– Бугель справа! – Антон вскинул руку, – Запеленговали, суки.

– Да, это пограничники, – капитан прищурился, всматриваясь в приближающуюся серую точку, – Катер… Все по местам! А ты, – кивнул он Сереге, – за мной в рубку.

– Бурхан! Право на борт! – капитан заговорил по-английски, – Видишь катер? Поворачивай на него. Как в прошлом году.

– Сделаю, капитан, – Бурхан крутанул штурвал, и сейнер с креном стал поворачивать вправо, навстречу катеру.

– Значит, так, – Кан посмотрел на Серегу, – Иди на корму. Как только повернем, прыгай в кильватер и сразу ныряй. Держись под водой сколько можешь. Как отойдем, плыви к берегу. Вещи не бери, утонешь.

– А как же вы?

– Нормально. До грузинской границы миля. Не стой! Давай, шуруй!

Серега выскочил на палубу, добежал до кормы, скинул кроссовки, стянул с себя джинсы и с разбегу прыгнул в бурлящий пенистый след сейнера.

В прыжке Серега сильным вдохом набрал в легкие воздуха и, войдя в воду, поплыл.

Первая мысль, которая прорвалась сквозь бешеное волнение, была о белом конверте, зашитом в днище его старого кожаного рюкзака. Две пачки по пять тысяч долларов уплывали от него в каюте сейнера без названия и опознавательных знаков.

Воздух кончился. Нужно было всплывать. Серега рванул наверх и тут же почувствовал резкую боль в руке.

9

– Э, ты чего это, Петрович? – услышал Орлашин сзади.

– Ослеп, – прошептал Павел Петрович, – Ослеп вчистую, твою мать. Ничего не вижу…

Орлашин стал оседать, но его подхватили, поставили на ноги.

– Петрович… Слышь? На, хлебни, – Орлашин почувствовал губами горлышко, схватил бутылку, отпил и закашлялся.

Водка обожгла горло.

– Это от перепада давления.

– От какого нахер перепада давления? Ты что ему дал, Захаров?

– Воду.

– Какую нахер воду? Ты думаешь я запах не чувствую?! Ты его убить что ли хочешь?! Он же не пьет! Орлашин, ты как?

– Нормально, – Орлашин поднял голову, увидел гофрированный потолок авиационного ангара.

– Не хватает мощности из-за этой дурацкой бронеплиты, – неожиданно для самого себя сказал он, – Или убирайте нахрен, или делайте что-то с движком. Скороподъемность никакая. Тяжелый он. Пятнадцать миллиметров стали, Саша! Плюс девятимиллиметровая бронеспинка. Танковая броня! Зачем? Объясни. Двести кило лишнего веса.

– Это распоряжение Паннвица. Реальный бой, Паша.

– Я все равно не понимаю. Почему тогда не кевлар, он легче. Ты знаешь взлетную массу Як-9? Три тонны. Три! Короче, или будет все, как раньше, или я завтра не полечу.

– Не полетишь – не заплатят. Тебе что важнее, деньги получить или сбить этого Карлоса Маркса?