Красавица и чудовища

Из головы вылетело все, что я уже добавила в корзину, а во рту от страха и возбуждения пересохло, поэтому просто щелкаю на первый попавшийся раздел с платьями и снова делаю вид, что увлеченно выбираю. Это спортивные трикотажные платья, которые носят с кедами и джинсовыми куртками студентки в кампусах. У меня нет ни того, ни другого, а в колледж я так и не попала, но я механически добавляю несколько платьев в корзину, продолжая этот бессмысленный выбор.

Мое сердце бьется так часто, что в тишине им наверняка хорошо это слышно. Биение только ускоряется, когда Медведь вдруг оставляет кофе, тянет руку ко мне и, как фокусник, срывает полотенце с талии.

Кусок махровой ткани повисает на стуле по обе стороны от меня. Я все еще сижу на нем, но при этом совершенно обнажена.

А еще почему-то по-прежнему делаю вид, что невероятно увлечена шопингом. Хотя это ни черта не так. Я не могу разобрать ни букв, ни цифр, ни размеров, а фотки расплываются перед глазами.

Я чувствую на себе их взгляды, но сижу, не шелохнувшись. Как будто им может надоесть наблюдать за мной.

— Выбирай, Кейт.

Голос Ворона тоже хриплый и низкий от желания. Его пальцы, которые так и не подарили мне освобождение в душе, снова впиваются в мое бедро.

Желание моментально подскакивает, как ртуть в столбике термометра в раскаленный полдень.

Я пытаюсь сильнее стиснуть бедра, но Ворон успевает раньше. Поглаживая большим пальцем внутреннюю сторону, он, наоборот, сильнее их раздвигает, отчего мой пульс пускается в галоп.

Прохладный воздух скользит по разгорячим и изнывающим частям моего тела, и я замираю, не понимая, чего ждать от них теперь.

Медведь наклоняется ко мне с правой стороны и целует в шею. В тот же миг его рука касается моей груди, очерчивает полушарие, как совсем недавно делала это я, но теперь я ощущаю куда больше. Зажав большим и указательным пальцем сосок, Медведь немного перекатывает его, отчего я тут же хватаюсь за край стола и едва могу сделать вдох.

Грудь сдавило, сердце плавится от их присутствия и того, что они делают. А прикосновения к груди отзываются спазмом между ног, отчего снова хочется стиснуть бедра.

Они все-таки делают это вдвоем.

Со мной.

Одновременно.

И все это происходит совсем-совсем иначе, чем раньше.

Их прикосновения изменились. Они никуда не торопятся, а я плавлюсь в их руках, как масло на горячем тосте.

Медведь ведет языком по моей шее, пока его пальцы играют с затвердевшими сосками. Не в силах сопротивляться этому, я просто запрокидываю голову и закрываю глаза.

Подгибаются даже пальцы на ногах, когда Ворон максимально широко разводит мои ноги. Я устала сопротивляться этому.

Я издаю самый долгий стон в своей жизни, когда Ворон наконец-то снова возвращает свою руку туда, где я хочу его больше всего на свете. Без долгих прелюдий он наконец-то вводит один палец, и меня едва не разрывает на части.

Даже грудь болит от запредельной степени возбуждения, которое переполняет меня. Палец Ворона движется медленно, очень медленно, а я то и дело вздрагиваю, когда большим пальцем он словно случайно касается клитора.

Он продолжает изводить меня, как и в душе. Только теперь к этому присоединился и Медведь.

Медведь по-прежнему целует меня в шею и чувствительное местечко за ухом, но одна его рука, оставив грудь, уже скользит по моему животу ниже. Очерчивает влажными пальцами пупок.

И я не могу перестать думать о том, когда же он наконец-то коснется там, где меня поджаривает на медленном огне Ворон.

Ворон вдруг нагибается и тоже целует мою вторую грудь, втягивая сосок в рот. Царапает его зубами, и я уже не сдерживаю стонов.

Медведь забрасывает одну мою ногу себе на бедро, Ворон делает тоже самое.

Я максимально раскрыта перед ними. А еще изнываю так, как никогда раньше.

Кое-как отпустив столешницу, в которую я вцепилась, кладу обе руки на яркое свидетельство их возбуждения. И поглаживаю через одежду Медведя и через натянувшееся полотенце Ворона.

Они не могут снова бросить меня в таком состоянии. Не могут оставить меня без оргазма снова.

Я практически уничтожена силой удовольствия и собственного желания. Пороком и греховностью происходящего. Я не знаю слов, которые могли бы заставить их прекратить это. Заставить их остановиться. Я больше не помню прошлого и не хочу думать о будущем. Сейчас только это имеет значение — их руки на моем теле.

Ворон добавляет к одному пальцу второй. А Медведь, не сводя темных глаз, наконец-то касается клитора.

Я не могу отвести взгляда от того, как обе их руки движутся у меня между широко разведенных ног. Рука Ворона — медленно, обещая, подготавливая меня к большему. А пальцы Медведя ласкают быстро, остро, как и тогда в машине. Нет ни единственной части моего тела, которая сейчас не принадлежала бы им обоим.

Мои глаза широко распахиваются. Спина выгибается дугой.

Глаза закатываются.

Я перестаю дышать.

Запредельное удовольствие захлестывает меня с головой, и я наконец-то кончаю, исторгая из себя долгий протяжный стон. Сотрясаясь всем телом в их руках, разлетаясь на осколки запретного терпкого удовольствия.