Красавица и чудовища

— Не о чем рассказывать, — пожимаю плечами и оборачиваюсь к нему. — Она отсосала, я ушел. Конец истории. Ты же знаешь, сосет она бездарно. Так, всего лишь облизывает сверху. Незачем держать ее рядом, еще и боится секса как огня. Хотел вышвырнуть ее еще вчера, но тебя не было. Решил дождаться. Цербер уже готов, даст ей какие-нибудь колеса полегче и вывезет в район поспокойней. Согласен?

Медведь откидывается и делает глубокую затяжку, а после долго выпускает дым. Он тоже меняется рядом с ней. Уже начал. Прежний Медведь предложил бы разделить ее на двоих на дорожку, а после отпустить с хорошими чаевыми. А этот Медведь не предлагает. Он тоже держится от Кейт, как можно дальше. Не просто так он ушел, оставив ее наедине со мной, чего никогда не делал.

Как и я, ему претит мысль о других мужчинах рядом с ней. Но ради меня он готов отказаться от собственных желаний. Медведь лучше меня, как оказалось. Это меня разъедает ядовитая желчь ревности, а не его.

— Тут, видишь, какое дело, Ворон, — выдыхает слова вместе с дымом Медведь. — Я ведь занят был эти сутки… Не херней какой-то страдал, как тебе могло показаться. Я искал одну нашу несостоявшуюся знакомую. Луизу.

Ее имя, как одна из казней Египетских. Каждый раз, когда Медведь произносит его, мне кажется, что сейчас с неба начнет сыпаться саранча или лягушки.

— И как? Нашел ее?

— Нет. Но выяснил кое-что. Она действительно работала два месяца у Мадам Лу. И должна была стать нашим подарком, но почему-то исчезла накануне встречи с Сяо. И никто не знает почему. Как и то, где она до сих пор и жива ли. Так что саму Луизу я не нашел, но вышел на одного ее клиента… Вернее, он сам меня нашел.

Мое сердце пропускает один удар.

— Клиента? И кто он?

— Итальянец из Саут-Сайда. Подошел ко мне в пиццерии на 32-ой стрит. Сказал, что ему нашептали, что сладкая Луиза сейчас у нас. А он ходил к Луизе в бордель на протяжении всех двух месяцев, как на работу, потому что уж как она сосала ему, никто так больше не сосал… Так что ему, как постоянному клиенту, очень не терпится узнать, когда мы наиграемся и она вернется в строй.

Медведь потушил сигару и сказал:

— Как ты любишь повторять? «Не верь никому»? Ну вот, похоже, самое время проверить, можем ли мы верить или она развела нас, как лохов. Я взял итальяшку с собой, и теперь он ждет нас в левом крыле дома.

Я посмотрел влево, как будто стены особняка были прозрачными, и я мог увидеть этого постоянного клиента. Вот только был он клиентом Луизы или… Кейт?

— Это снова один из тех планов, которые мне не понравятся?

— Возможно. Так что вернемся к обсуждению поездки в Гайд-Парк, чуть позже, ладно?

— Хорошо, — хрипло отозвался я. — Прикажу Церберу привести ее.

Глава 16. Кейт

Единственный мужчина, который навещает меня в этой комнатушке, это Цербер. Дважды в день он приносит воду в бутылках и бургеры из какой-то дешевой закусочной, видимо, неподалеку, потому что они остаются теплыми.

Ни Медведь, ни Ворон в моей тюрьме больше не появляются.

— Пытаешься у меня что-то выпытать, крошка? Напрасно, — отрезал он, когда я стала спрашивать, есть ли в доме что-то интересное.

Я прекрасно понимала, что он не станет выдавать мне всех подробностей о доме, в котором меня заперли, просто надеялась, что где-то в доме есть хоть какой-нибудь шкаф с книгами, и хотела попросить у него хоть одну. Любую. Хоть Хроники Войны Юга и Севера или Декларацию Независимости.

Я сходила с ума.

От заключения в одиночестве и тишине. От неизвестности, что меня ждет и к чему готовиться. От неспособности связаться с Майей и ФБР.

И от воспоминаний.

Безжалостная память вдруг раскрасила мое прошлое яркими цветами, как реставраторы оживляют кадры старого черно-белого кино. Я никогда не забывала те дни, но раньше не помнила хотя бы, как улыбался Уильям. Как он на самом деле улыбался, а не так, как сейчас.

И не помнила, как смеялся Эдвард, когда направил шланг с водой на меня.

Двое совершенно других мужчин. Совершенно не похожих на Ворона и Медведя, которых я узнала сейчас.

Тогда у Уильяма еще не было портрета женщины на груди, и иногда, лежа в кровати, я прокручиваю в памяти ее профиль, скрытый развевающимися волосами, и размышляла, кто она была и кем приходилась, что он решил набить ее возле сердца? Как он потерял ее и связана ли она с тем, каким он стал?

У Медведя на теле нет ничьих лиц, только вязь римских цифр покрывают обе его руки. Я хорошо разглядела только одну — и так поняла, что это даты. Год, месяц, день. У Медведя еще больше татуировок, чем у Ворона.

И даже семь лет назад было также.

Наверняка Чарльз знал, что означают для них нанесенные на кожу чернила. Но его уже не спросить.

Иногда я плачу. Но недолго. Зло вытираю слезы и вместо того, чтобы рыдать, снова начинаю отжиматься, делать выпады и приседания, а после иду в душ. И так до бесконечности. Может быть, только благодаря этому я вообще заснула ночью. И даже проспала без кошмаров, и выспалась.