– Я любовался игрой мыслей и чувств на вашем прелестном лице, – сказал он таким же примерно тоном, каким сообщил бы случайному собеседнику о том, что небо-де нынче облачно. – Эта живость выражений изобличает в вас страстную натуру. Мне не нравятся женщины, на которых всегда надета одна и та же маска искусственного равнодушия. А ваше лицо возбудило во мне любопытство. Признаюсь честно, я и не ожидал, что вы окажетесь такой…
Тут господин осекся. Марья Романовна тоже обратила внимание на его последнюю фразу, сочтя ее очень странной. Если судить по ней, он нынче увидал Машу впервые. А как же любовь, которой он к ней якобы воспылал до такой неукротимой степени, что даже приказал ее похитить? Маша точно знала, что прежде никогда не встречалась с этим человеком. Она терялась в догадках: где он мог увидеть ее? Теперь же создавалось впечатление, что незнакомец доселе и не представлял, как Маша выглядит. Выходит, ни о какой всепоглощающей страсти и речи нет. Что же все это означает? Какая интрига плетется вокруг скромной вдовы Марьи Романовны Любавиновой, что за партия разыгрывается, в которой она – всего-навсего бессловесная пешка?
– Мои мысли и чувства – это лишь мысли и чувства невольницы, которая еще не вполне приняла свое положение, – ответила она незнакомцу. – Я вырвана из привычной жизни и не понимаю, как приспособиться к новой. Если вы в самом деле тот человек, который теперь властен над жизнью моей и смертью, то умоляю вас: отпустите меня и Наташу. Мы ведь для вас только мимолетные игрушки. Вокруг вас такие красавицы, с которыми нам не по силам тягаться. Мы по сравнению с ними бледны и невзрачны…
Кто-то громко, возмущенно фыркнул, и Марья Романовна увидела сердитое, обиженное Наташино лицо. Кузина весьма пренебрежительно оглядывала других женщин. «Я бы хотела родиться черкешенкой!» – вспомнила Марья Романовна. Ну, похоже, теперь Наташа иначе думает о своей прошлой мечте.
Это не осталось не замеченным незнакомцем.
– Как видно, – усмехнулся он, – ваша подруга не разделяет такого мнения. И она права. Вы обе – обворожительны и вполне можете соперничать с лучшими цветами из этого розария, – он обвел рукой собравшихся. – Всегда, когда я прихожу, чтобы выбрать себе женщину на ночь, мои глаза разбегаются, но в таком затруднении, как сейчас, я еще не находился. Мне не хочется обижать моих испытанных на ложе счастья подруг, но и новых плодов я желаю отведать столь же страстно. Что же, пусть дело решит случай. Керим, подай мне золотое яблоко.
Керим щелкнул пальцами. Абдулла метнулся из комнаты, видимо, за тем самым яблоком, и в это мгновение Марья Романовна уловила за спиной тихий-претихий шепоток Жаклин:
– Смотри же, если выбор падет на тебя и придет время восходить на ложе, помни, что на него нужно осторожно подняться и подползать к господину. Иначе отведаешь плетей.
Машу так и передернуло от отвращения, и Жаклин, уловив содроганье ее плеч, чуть слышно хихикнула.
Воротился Абдулла и с поклоном передал Кериму сверкающий расписной ларец. Оттуда было извлечено небольшое яблоко – похоже, и в самом деле золотое! И незнакомец подбросил его к потолку.
В то мгновение, пока оно падало, все женщины бросились в середину комнаты, вытягивая руки и норовя ухватить мягко поблескивающий золотой плод. Проворней других оказались Жаклин и… Наташа. Они схватили яблоко разом и принялись тянуть его к себе. На лице у Жаклин читался гнев, у Наташи – азарт. Она ущипнула Жаклин за руку и завладела яблоком. Вдобавок она еще и толкнула соперницу, так что Жаклин неловко опрокинулась на пол. Прочие гаремницы злорадно захохотали, а Наташа горделиво подняла руку, в которой сжимала яблоко, чувствуя себя сейчас, наверное, по меньшей мере Афродитой, получившей из рук Париса плод с надписью: «Прекраснейшей».
– Что ты наделала?! – не сдержала тоскливого крика Марья Романовна.
Наташа недоуменно взглянула на нее, и тотчас торжество на ее лице сменилось ужасом. Казалось, она только теперь осознала, что произошло и чем ей грозит этот «приз». Она отшвырнула яблоко с такой силой, что оно пролетело через всю комнату и… и угодило в Марью Романовну. Та, впрочем, не сделала ни малейшей попытки его поймать, и яблоко упало на пол.
Маша отскочила от него подальше.
Керим, укоризненно качая головой, хозяйственно подобрал яблоко и спрятал драгоценный плод в ларец.
– Отчего ты так боишься, дитя? – ласково спросил незнакомец, повернувшись к Наташе. – Зачем отбросила мой дар? Неужели я внушаю тебе такой страх? Поверь, я знаю, как доставить удовольствие женщине. Я берег твою невинность и не спешил звать тебя на свое ложе, но если тебя выбрал случай… Поверь, ты испытаешь лишь мгновенную боль, когда мой мужской меч коснется твоего нетронутого лона, а потом я вознесу тебя своими умелыми ласками на вершины блаженства.
Но каждое его слово только усиливало ужас Наташи, и наконец он прорвался слезами:
– Нет, нет, ради бога, смилуйтесь надо мной! У меня есть жених. Он откажется от меня, коли узнает, чем я тут у вас занималась.