– Встречайте господина! – выкрикнула в это мгновение Айше и повалилась на колени, уткнувшись лицом в пол. Женщины так и посыпались на узорчатый паркет, будто их под коленки всех разом серпом подсекли. И точно так же покорно рухнула Наташа. Марья Романовна не собиралась подражать этим унизительным глупостям, однако получила сильный тычок в спину и невольно согнулась. Покосилась бешено – и поймала сердитый взгляд Жаклин.
– Не дури, – прошипела та сквозь стиснутые зубы, – не то отведаешь плетей. Он не вступится – он любит, когда при нем наказывают женщин. Наклони голову. Вот так. Выпрямишься, когда позволят.
Все это Жаклин прошептала очень быстро, но Марья Романовна успела понять ее слова. Понять – и исполниться страха и ненависти.
Значит, их хваленый господин любит, когда при нем бьют женщин?! Ну истинный азиат, турок! Конечно, меж русскими мужчинами тоже такое водится, но саму Машу супруг никогда и пальцем не тронул и всячески осуждал простонародье, которое знай принималось месить жен кулаками за малейшую провинность. А этот… претендент на престол… варвар! Дикарь!
Раздались быстрые шаги. Итак, приближался варвар и дикарь, азиат и турок… Внезапно любопытство одолело злобу и страх. Марья Романовна даже сама не успела заметить, как начала осторожно разгибаться и поднимать глаза.
И вдруг взгляд ее наткнулся на мужские башмаки. О нет, это оказались не сафьяновые туфли с загнутыми носами… Варвар был обут в черные лаковые башмаки… бальные башмаки! В таких только вальсировать. Ах, как приятно вальсировать с хорошо обутым кавалером… настоящие бальные туфли отлично скользят, куда лучше, чем сапоги военных, которые к тому же часто рвут шпорами легкую, струящуюся дымку бального платья дамы…
Взгляд Марьи Романовны скользнул выше. Она увидела стройные ноги, обтянутые изящными брюками со штрипками. Выше колен, сзади, расходились фрачные фалды. Да этот султан носит фрак! Бальные туфли и фрак!
Может быть, они все-таки не в Турции?!
Не сдержав острого любопытства, Марья Романовна резко выпрямилась.
Мужчина, стоящий напротив, оказался ненамного выше ее ростом, а впрочем, она была довольно высокой, над ней даже подсмеивались, помнится: «Дылда, хоть и хорошенькая», «Красивая, что и говорить, да жаль, что верста коломенская. На всех женихов сверху будет поглядывать, а ведь мужчины этого не любят! Засидится в девках как пить дать! Каланча, да еще и бесприданница…» На счастье, Ванечка Любавинов был хоть не великан, но росту преизрядного, возвышался над «верстой коломенской» и «каланчой» аж на две головы. Более мужчин под стать ему Марья Романовна не видела. В лучшем случае они оказывались всего лишь одного роста с ней, кроме разве что Александра Петровича Казанцева и его рыжего приятеля, Охотникова. И вот теперь этот… падишах, чтоб ему пусто было!
Марья Романовна набралась храбрости и подняла глаза к его лицу.
Отчего-то она ждала увидать отвратительного старика, либо тощего, словно Кощей, либо омерзительно расползшегося (толстяков она вообще терпеть не могла), однако мужчине, который стоял перед ней, было немногим более тридцати лет. Он мог бы называться красивым, наверняка даже показался бы Маше привлекательным, если бы она увидела его где-нибудь на балу или в концерте, но только не здесь, где этот человек имел власть над ее судьбой. К тому же он был усат, бородат и длинноволос… и Марья Романовна от изумления просто остолбенела. Ведь власти категорически запрещали гражданским чиновникам и учащимся носить бороды, усы и длинные волосы. «Благонамеренные люди», даже нигде не служившие, брили усы и бороду и стригли волосы, невзирая на моду. Усы были привилегией одних офицеров, длинные волосы считались явным признаком вольнодумства, а носить бороду дозволялось только у купцов, мещан и крестьян, одевавшихся по-русски и не боявшихся прослыть крамольниками и либералами. А этот, значит, тоже сего не боялся…
Смуглый и черноволосый, черты лица он имел правильные и вполне европейские, однако надменные и безжизненные, словно бы закаменевшие. Взгляд больших светло-карих глаз тоже казался безжизненным, и Марья Романовна подумала, что, наверное, этот «падишах» о себе невероятно высокого мнения, может, и вправду мнит себя монархом, коего вот-вот на престол возведут. А на мужчину, сжигаемого страстью, он совершенно не походил. Не то чтобы Марья Романовна таких мужчин много в жизни видела, а все же кое-чему научилась и в замужестве, и в свете, да и книжек о любви было немало ею прочитано.
– Пусть все встанут, – сказал незнакомец, не сводя равнодушных глаз с Марьи Романовны. – Я хочу видеть своих красавиц.