Мысленно сотворив крестное знамение, Марья Романовна с изрядным трудом оторвала взор от греховного соблазна и покосилась по сторонам.
Ого, какое возбуждение виделось на лицах женщин! Они нервически посасывали мундштуки длинных трубок, которые, как было известно Маше из книжек, назывались наргиле, и сладковатый, приторный, блеклый дымок окутывал все вокруг. Некоторые безотчетно жевали сладости, но взгляды их не отрывались от танцовщиц. Так же завороженно смотрела на них и Наташа, и на лице ее отражалась та же смесь восхищения и отвращения, которая, как подозревала Марья Романовна, сквозила и в ее чертах. Сверкали возбужденно и глаза Жаклин, и глаза Надира, и даже Керима. Только взгляд господина оставался все так же холоден, да Айше не обращала внимания на танцовщиц, не сводя с хозяина преданного, обожающего взора, который, чудилось, ловил всякое его желание еще прежде того, чем оно было осознано.
Иногда и он взглядывал на Айше, и в их глазах читалось полное взаимопонимание. Вдруг оба заметили, что Марья Романовна на них смотрит, и спохватились, словно были застигнуты на месте преступления. И впервые что-то человеческое отобразилось в неживых чертах господина. Это была откровенная досада. Он сделал раздраженный знак – Айше звонко хлопнула в ладоши, и Абдулла опустил руки, а танцовщицы вмиг выскочили вон, подхватив свои покрывала.
На лице Керима промелькнула обида, и Марья Романовна поняла, что эти двое – Керим и Айше – ужасно ревнуют господина друг к другу, между ними, как уголек, тлеет скрытая вражда. Если бы можно было воспользоваться сиим обстоятельством, а также неприязнью Айше и Жаклин и тайной склонностью француженки к Надиру… Ах, кабы просочиться меж ними, подобно текучей воде, расшатать это сцепление слуг похитителя, которое кажется таким прочным, но ведь вода и камень точит. Да, с сожалением подумала Марья Романовна, ежели б была она коварной интриганкой или хотя бы такой изощренной лгуньей, как Жаклин, сделать сие наверняка бы удалось! Но беда в том, что ни лгать, ни плести интриги Маша не умела. Признавшись себе в том, она отчаянно захотела воротиться в свою простую, незамысловатую, тихую, может, и скучную, но такую спокойную и надежную жизнь. Однако это была только минутная слабость. Марья Романовна, конечно, хорошо понимала, что одним хотеньем из сего страшного места не выбраться, придется немало сил и хитрости приложить, ведь лишь в сказках появляется отважный рыцарь и спасает из заточения красавицу. А ее, Машин, рыцарь, вернее, предмет ее мечтаний, Александр Петрович Казанцев, знать не знает, где ее искать, и если даже явится сюда, то не за ней, а за своей невестой. А Маше и надеяться не на кого… Впрочем, может, Александр Петрович не откажется прихватить и ее с собой, когда будет спасать Наташу. Но для этого нужно, чтобы он знал, куда за ней прийти. Следовательно, перво-наперво необходимо выяснить, где они находятся. Хотя… какой в этом прок? Как Маша сообщит о том Казанцеву? Постильонов тут не наблюдается… Да и почтовая бумага кругом не разложена, и чернильницы не расставлены – ни со старомодными гусиными перьями, ни с новомодными стальными. Даже самого жалконького карандашика нет.
Ну, мигом придумала Марья Романовна, черкануть письмецо можно будет на лоскуте, который она оторвет от своей исподней рубашки. Чернилами послужит кармин для подрумянивания губ. Размешать его в малом количестве воды – и хоть целую поэму пиши, было бы на чем да чем. Итак, на чем – понятно, а вот чем… Ага, в одном из сундуков Маша видела что-то вроде эгретки[18] из разноцветных птичьих перышек, по красоте – не иначе, выдернутых из хвостиков райских пташек. Конечно, черенки этих перышек тонковаты, да ладно, переломится одно, можно другое взять. Это все не проблема. Самое трудное будет – найти окно, в которое Маша выбросит свое послание. А дальше что? Дойти до адресата у него шансов небось даже меньше, чем у бутылки, выброшенной за борт корабля при крушении. Даже если кто-то его подберет, захочет ли он разыскивать невесть какого господина Казанцева в невесть каком городе N? Нет, нужно писать не ему. Адресата следует указать такого, чтобы при одном имени его всякий немедленно ощутил трепет и посчитал непременным долгом своим письмо елико возможно скорей доставить. И Марья Романовна знала, кто будет этот адресат! Теперь дело за малым – отыскать окошко, кое выходит на улицу. Но ведь еще нужно, чтобы письмо попало к человеку, умеющему читать. И по-каковски писать? По-русски? По-французски? А вдруг они с Наташей и впрямь уже в Туретчине?!
А может быть, отыскать Лушеньку? Небось у прислуги больше свободы передвижения, чем у невольниц господина…
Марья Романовна так углубилась в свои думы, что совершенно позабыла, где находится, и вдруг ее словно ледяной водой облили: рядом зазвучал холодный голос незнакомца.