Крах диссидентки

Арсений рассказал Вите то, что, как считал, больше всего интересовало ее, и умолк. Она, прижав к груди конверт с письмом матери, тоже молчала, должно быть сосредоточившись на одном: что мать писала в своем предсмертном письме? «Во взгляде смятение, в уголках губ не лукавые, а скептические морщинки, на лице какая-то болезненная желтизна. Только губы такие же ярко-красные» И так как молчание слишком уж затянулось, Арсений, насмешливо улыбаясь и стараясь принять иронический тон, как было после суда, проговорил:

— Прости, но я чувствую себя так, как после памятного суда: решение оглашено, можно вставать и идти куда хочешь, только не по той тропке, по какой ходил до сих пор.

— У тебя есть Алешина фотография? — спросила Вита, сухо покашливая.

— Не догадался взять, — искренно ответил Арсений.

— А все-таки с кем ты его оставил? С мачехой? — вернулась Вита к тому, о чем вчера спрашивала по телефону.

— У него есть отчим, почему бы не иметь и мачеху? — с насмешкой заметил Арсений.

— А я с Марчуком не живу! — не сказала, а сердито воскликнула Вита.

— Хорошо, что он не усыновил Алешу, а то не было бы у мальчика ни отца, ни матери! Жил бы он, при живых родителях, с отчимом и мачехой! — продолжал Арсений насмехаться.

— Так кто с ним? — повторила Вита свой вопрос, хотя Арсений видел, что его насмешливый тон раздражал ее так, что ей хотелось повернуться и с гордо поднятой головой, как она умела это делать, уйти прочь.

— Могу тебе сказать лишь то, что ты знаешь: не с родной мамой и не с дорогой его сердцу бабусей, — опять уклонился от ответа Арсений, понимая, что Виту интересует не то, с кем оставил Алешу, а женился он или нет. — О, председатель уже стукнул молотком! Прости, иду заниматься делами, ради которых сюда приехал!

Дойдя до своего ряда, обернулся: Виты там, где он с ней разговаривал, не было. «Пошла читать письмо матери», — подумал он. И вспомнил строки из этого письма, которое знал наизусть. «Я несчастная мать…» Мысленно перенесся в Яворин, на кладбище. Увидел холмик свежей глины, венок на нем, несколько букетиков последних цветов… Брошенный дом, где охотится за мышами рыжий соседский кот… Алеша в селе… Пусть и у брата, однако в чужой семье… На чьей совести все это, если не на Витиной? И что же она вместо того, что потеряла, приобрела? Издала роман «Диссидентка», не принесший ей лавров, на какие она рассчитывала? Нашла счастье с «гениальным» Марчуком? Арсению хотелось сказать: «Быстро «свободный мир» вызвал у тебя аллергию», — но сдержался, не мог издеваться над больным человеком.

После перерыва вернулся в зал только Антон Сергеевич. И сел в кресло министра. Арсению показал на кресло посла и, увидев, что тот колеблется, сказал шепотом:

— Садитесь, садитесь…

А когда Арсений сел рядом, добавил:

— Так заведено: нет первых лиц — другие должны сидеть на их местах. Сегодня, как видите, эта честь выпала нам с вами, ибо начальство занимается более важными делами.

Арсений слышал и то, что говорил Антон Сергеевич, наклонившийся к его правому уху, и то, что говорил оратор — микрофон висел на левом ухе, но не вникал в смысл, думал о своем. Что случилось за эти два года с Витой? Разочаровалась в том, к чему стремилась? Или у нее такое настроение из-за того, что узнала о смерти матери? Что она думает, что чувствует, читая страшные слова, которые вырвались из глубины измученного материнского сердца: «Чем так жить, лучше умереть»? И почему она допытывалась, есть ли у Алеши мачеха или нет? Неужели она думает, что можно вернуться к тому, что было? Перед мысленным взором Арсения встали два лица: Витино, каким он только что его видел, и Линино, которое видел месяц назад. Пугливый взгляд серых Витиных глаз и спокойные, лучистые Линины глаза. И сделал открытие: Лина смотрит ему в душу, а Вита только в глаза.

От проникновенных глаз Лины ему не хочется отрывать взгляда, а от пугливых Витиных глаз хочется взгляд отвести.

— До перерыва осталось четырнадцать минут, — сказал Антон Сергеевич. — Обедать все идут вовремя, так что можно уже собираться. Вы едете в представительство?

— Да, я там обедаю, — подтвердил Арсений.

— Поеду, наверное, и я с вами, надо там просмотреть кое-какие материалы. Мое выступление в комитете, сказали, намечается одним из первых. Ваше — где-то через месяц. — Антон Сергеевич добродушно усмехнулся: — Вспоминаю, как я волновался, когда в первый раз выступал на таком всемирном форуме. Ведь все, что тут говорится, стенографируется, фиксируется на видеопленке, на магнитофонной ленте. И сохраняется в архивах. Будем ждать, пока председатель стукнет молотком, или пойдем? — спросил он и встал. — Идемте, а то, видите, Вадим пришел за вами в вестибюль. Часто, знаете, случается так: он должен кого-то везти, а тот на другой машине уехал. Вот он и проверяет…

5

В пятницу, когда Арсений вернулся из ООН — заседание затянулось до десяти часов вечера, — возле лифта встретил Костю.

— Тороплюсь к министру, — сообщил Костя. — Минут через двадцать зайду, поговорим о завтрашнем дне.