Крах диссидентки

Возвращаясь из больницы, Арсений мысленно видел перед собой заплаканное Алешино личико, а в голове вертелись слова: «Дядя маме что-то говорил, а она смеялась». И не мог понять, что же такое дядя (наверное, Марчук) говорил Вите, что она, глядя на несчастное Алешино личико, смеялась. Значит, ей было с ним так весело, что даже страдания сына не гасили смеха. Вспомнилось, что Марчук уже несколько раз приходил к Вите после того, как она выздоровела, по нескольку часов сидел в ее комнате. И хотя Арсений был дома, Вита не приглашала к себе мужа, а сам он туда не шел. У них было правило: если к ней пришел гость — он не заходит, пока не позовут, если у него гость — она не входит, пока не пригласят. Да, по правде говоря, Арсений был рад, что Вита его не звала: не мог без внутреннего раздражения не только слушать Марчука, который всегда плел что-либо весьма архимудрое — а в действительности банальное! — но и глядеть на его самодовольство.

Отперев дверь своей квартиры и войдя в коридор, Арсений услышал громкий смех. Удивленно остановился, так как с того дня, как Алеша сломал руку, в их доме никто не смеялся. Прислушался, задержавшись на пороге, чтобы стуком двери не оборвать смех. И сразу узнал ненавистный баритон Марчука. Острой болью отозвался в душе его смех, будто услышал его в комнате, где лежал покойник. «Значит, я не ошибся, — подумал Арсений, — Вита с ним была в больнице. Они смеялись возле окна, за которым сидел, придавив носик к стеклу, Алеша, умоляюще глядя на них заплаканными глазками. Ну пусть этому «гению» — который, кроме себя, никого вокруг не видит — было смешно смотреть на несчастное дитя, а почему же Вита смеялась? Почему ей весело?»

Арсению хотелось стукнуть дверью так, чтобы в квартире все задрожало, но понял, что этим только насмешит их, и, сдерживая гнев, тихо щелкнул замком. Смех оборвался — неужели услышали? — из комнаты, веселая, разгоревшаяся от возбуждения, в золотистом халате, выскочила Вита. Увидев Арсения, радостно воскликнула:

— О, ты вовремя пришел! Свари, пожалуйста, кофе!

— Я тебя хотел об этом попросить, — хмуро ответил Арсений…

5

Почти каждый день, возвращаясь с работы, Арсений заставал в Витиной комнате Марчука. Жена говорила, что они работают над сценарием фильма. Арсений с горечью отметил: прежде она все, что писала, читала ему, а теперь даже не говорит, какая тема сценария. Марчук вскоре настолько обнаглел, что ходил уже на кухню варить кофе, вел себя так, будто он не в гостях, а дома. Вита видела, что Арсению это не нравится, но не только не ограничивала Марчука, а, наоборот, поощряла, посылая его на кухню даже в тех случаях, когда они сидели в комнате втроем. Марчук, из которого хвастовство сыпалось как мякина из веялки, выдал Арсению тайну, старательно скрываемую Витой.

— Можете нас поздравить, — сказал Марчук, величественно Скрестив руки на груди и вскинув голову. — Мы закончили работу над сценарием по мотивам Витиного романа «Рубикон»! Это будет гениальный фильм, — хвалил сам себя Марчук за то, чего еще не сделал. — Он обойдет все экраны мира! Я уже вижу каждый его кадр!

— Может, вы скажете, на какой студии его будут снимать? — не скрывая иронии, спросил Арсений.

— А какое это имеет значение? — вопросом на вопрос ответил Марчук. — Роман, имевший в Америке большой успех, возьмется экранизировать любая студия мира, так как это и для фильма гарантированный успех! А также гарантированная миллионная прибыль! А это — прибыль — там главное. Это только при системе декоративных кустов никого не интересует, будут ли смотреть фильм пустые стулья или зрители. Государственная казна богатая, неудача будет законно списана, лишь бы в фильме поднималась сугубо правильная идея! Вижу, вы не согласны со мной?

— Требуется одно уточнение, — ответил Арсений. — Нет бездарных идей! Есть бездарные люди, которые берутся за воплощение каких-то идей! Настоящим гениям все подвластно. Вы, должно быть, знаете этот курьез. Станиславский, говоря драматургу, что есть много интересных тем, изложил сюжет: она полюбила ничтожество, вместо того чтобы отдать свое сердце действительно умному, талантливому. Все разочарованно запротестовали: банальная история. А Грибоедов, возразил Станиславский, написал на этот сюжет «Горе от ума».