Кракен

– Если это не вранье, то это кое-что. Работать с Гризаментом? Надо очень серьезно это обдумать.

– Мы даже не знаем, Гризамент это или нет, – медленно ответил Билли.

Дейн кивнул.

– Слушай, – сказал он громче. – Это очень льстит, но я даже не видел твоего главного. Мы не можем так просто принять подобное решение.

«Мы», – подумал Билли с удовлетворением.

– Сейчас скажешь, что хочешь говорить не с марионеткой, а с кукловодом? – спросила Берн.

– Как тебе угодно, – сказал Дейн. – Что случилось? Он же действительно болел.

– Правда?

– Тогда где он? Зачем исчезать на столько времени?

– Сюда он не придет, – осторожно сказала она. – Он ни за что не будет…

– Ну, тогда мы закончили, – сказал Дейн.

– Ты дашь договорить? Это не значит, что с ним нельзя общаться.

– Что, у тебя какая-то безопасная линия? – спросил Дейн.

– Есть способы. – Она достала ручку и бумагу. – Каналы. Пожалуйста, говори.

Она поднесла перо к бумаге. Дейн шагнул ближе. Не опуская гарпуна. Берн писала. Не отводя глаз от глаз Дейна.

«Привет, – написала она. Почерк был таким же, как на бумажном самолетике – мелким, витым и темно-серым. – Сколько лет».

– Спрашивай, что хочешь, – сказала Берн.

– Где он? – спросил Билли.

– Это его почерк, – сказал Дейн.

– Разве это доказательство? – сказал Билли.

– Где ты? – спросил Дейн. У бумаги.

«Рядом», – написала Берн, не глядя.

Билли моргнул при виде этой новинки, этой удаленной фишки.

– Это же ничего не доказывает, – прошептал он Дейну.

– Слышал, ты умер, – сказал Дейн. Текста не появилось. – Когда мы были здесь в последний раз, ты просил работать на тебя. Помнишь?

«Да».

– Когда я сказал, что не буду, я сказал, что не могу, и задал тебе вопрос. Это ты помнишь? Что я сказал? Последнее, что я сказал перед тем, как уйти?

Рука Берн зависла над бумагой. Потом она написала:

«Сказал, что никогда не уйдешь из церкви, – строчила она. – Сказал: «Я знаю, кто меня создал». А ты знаешь, кто создал тебя?»

– Это он, – тихо сказал Дейн для Билли. – Больше никто этого не знает. – Город нарушил молчание кашлем машины, будто ему было неловко.

«Почему оторвался от церкви?» – написала Берн.

– Идеологические разногласия, – сказал Дейн.

«Тебе нужен кракен».

– Дохлый, гнилой и порченый? – спросил Дейн. – Зачем он мне?

«Потому что ты не Тату».

– Что конкретно вы предлагаете? – спросил Билли. Дейн уставился на него.

«Мы можем его найти», – написала Берн. Она так и не опускала глаз. Смотрела в звездный сор, разбросанный, как что-то ненужное. – «У кого бы он ни был, у него есть план. Никто не крадет такое без плана. Это плохо. Хэрроу, ты знаешь больше, чем думаешь», – писала она. Нарисовала стрелку, показывающую на него. Где бы он ни был, Гризамент рвался к расплывчатому вещему дару Билли.

– Надо обдумать, Билли, – сказал Дейн.

– Ну, он не Тату, – пробормотал в ответ Билли. – У меня есть правило: предпочитаю тех, кто не хочет меня убить. Такие у меня причуды. Но…

– Но что?

– Мы же столько всего не знаем. – Дейн помялся. Кивнул: – Завтра мы встретимся с Вати. Давай обсудим с ним. У него могут быть новости – ты же знаешь, он искал. – Билли – резко и ярко – показалось, что он под водой.

– Гризамент, – сказал Дейн. – Нам надо подумать.

– Серьезно? – спросила Берн. Опустила взгляд от неба на Дейна, пока рука писала: «Решай сейчас».

– Со всем уважением. Ты бы на нашем месте поступил так же. Мы на одной стороне. Нам просто надо подумать.

Рука Берн двигалась по бумаге, но чернила из ручки не шли. Она поджала губы и попробовала еще. Наконец что-то написала и прочла. Достала новую ручку и написала другим почерком почтовый ящик – место закладки. Вручила Дейну.

– Пошлите весточку, – сказала она. – Но быстрее, Дейн, не то мы поймем, что ответ отрицательный. Время уходит. Взгляните на чертову луну. – Билли посмотрел на осколок в небе. Из-за кратеров и контуров она казалась червивой. – Что-то грядет.

38

Наконец Билли приснился новый сон, той же ночью. Он чувствовал расплывчатые угрызения совести из-за отсутствия сновидческих прозрений. Но наконец приснился сон, достойный своего названия, а не просто смутное ощущение бессолнечной бессонности, прохлады, проблесков, тяжести, стазиса и химической вони, которые обычно заполняли его голову по ночам.

Он был в городе. В городе, и бежал по крышам, перепрыгивая высотки за раз, с движениями брасса минуя чистый воздух над небоскребами. Он был весь в ярком.

– Стой! – кричал он кому-то – какой-то фигуре, вылезающей из разбитого окна большого склада, где горели полицейские огни и где валил дым от пожара, как темная жидкость в воде. Там же была Коллингсвуд – молодая полицейская ведьма, – курила, прислонившись к стене, не оглядываясь на преступление позади, терпеливо и сардонически наблюдая за спуском Билли. Она показала туда, откуда он пришел. Показала в противоположную сторону и не оглянулась.