Кракен

Миг ничего не двигалось, кроме грузовика и ошметков кожи в формалине. Конечно же, он странствовал, чтобы не цеплять чужой глаз. Весомость такого божества-животного не могла не становиться значением: останься на одном месте – и люди заметят. Так что его возили по кругу, как стареющего короля. Кальмара скрывало движение – как и гри-гри, обрезки, аксессуары, прибитые или разложенные внутри транспорта.

– Кто за рулем? – спросил Билли. Повернулся.

Дейн стоял на коленях. Вплотную к аквариуму. Глаза закрыты, губы двигались. Руки сцеплены. Он плакал.

Отступили даже лондонманты, привыкшие к странной религиозной истовости. Дейн бормотал. Полуслышно молился. Билли не разбирал, что он говорил, но вспомнил прочитанный отрывок из тевтического канона, фразу: «Кракен, с твоими объятьями и ощущением мира, – почувствуй и пойми меня, свое бессмысленное дитя».

Страсть длилась столько, сколько требовалось, то есть долго. Дейн открыл заплаканные глаза. Прикоснулся к стеклу.

– Спасибо, – говорил он снова и снова аквариуму. Наконец встал.

– Спасибо, – сказал он всему помещению.

– Я, сука, поверить не могу! – вдруг закричал он. – Зачем вы это сделали, почему не сказали мне? – Он осел и скорчил лицо, которое, понял Билли, наверняка скорчил, когда его запытали до смерти. – Но вы заботились о… о… о нем, – сказал он. – О моем боге.

Дейн снова обмяк. Бедный измученный человек. Он молился. Билли, как ветеринар, надел длинные резиновые перчатки, предоставленные лондонмантами. Они – ну, их внутренняя клика – наблюдали за ним.

Он не знал точно, что искал. Он смотрел на Дейна, пока тот не заметил, но не стал останавливать или что-то говорить, и с этим разрешением Билли снял крышку и залез в холодный бульон из мертвых клеток и химикатов. Коснулся экспоната. Тот был плотный, холодно и мертво плотный.

«Мы нашли тебя», – подумал он.

– Что там? – спросила Сайра.

Билли напрягся, но сейчас время не дрогнуло. Он надавил на плоть, чтобы почувствовать, что почувствует. Провел вдоль тела руками, раздвигал его части, нежно, давил кончиками пальцев на присоски, волдырившиеся на конечностях мертвого животного. Оно не могло его всосать, но липучки на миг приставали из-за самой своей формы, словно хватались, хоть кальмар и был мертв. Он слышал, как Фитч издал какой-то звук вроде «хм». Потом сказал:

– Мне нужно… Мне нужно прочесть…

– Не думаю, – ответил Билли, не поворачиваясь. Надавил. «Тогда в чем дело?» – подумал он, но через пальцы – его собственные неполноценные десять щупальцев-пальцев – не пришло никакого знания. Он покачал головой: никакого гаптического гнозиса, никакого просветления. Никаких знаний – ни о том, что произойдет, или почему, ни о том, что не так с этим гребаным кальмаром – этот кальмар, почему этот кальмар? Почему он вызовет конец?

Ведь он его по-прежнему вызовет.

– Не думаю, что надо быть провидцем, чтобы это понимать, – сказал Билли. – Разрежьте город – и увидите то же самое, – он повернулся и поднял руки, как хирург в стерильном поле, пока с них капали токсины. – Знаю, мы все надеялись, – сказал он. – Было бы неплохо, да? – Он кивнул на Дейна: – Он, между прочим, вернулся ради этого из мертвых. Такое явно где-то предписано. Ни за что не поверю, чтобы об этом не было каких-нибудь пророчеств. Да еще я вдобавок. Мы вдвоем наверняка пестрим по всему Писанию, как гребаная сыпь, так что можно подумать, мы что-то да изменим. – Он стянул перчатку. – Но, ребят… – Он пожал плечами: – Все как было, так и осталось.

Может, из-за недопонимания. Он, Билли, избран ангелом памяти по какой-то дурацкой ошибке, какого-то превратно понятого анекдота. Магия экспонатов – не чужеродное могущество бентических головоногих.

– Неважно, – вдруг сказал Дейн, будто размышлял вслух и застал Билли врасплох. – Как, по-твоему, избираются мессии?

Дейн был реальным героем – реально ушел и вернулся, – а это была его реальная вера. Вроде бы можно надеяться, что на этом все и кончится – что воссоединение верующего и веры исцелит огонь. Что, возможно, лондонманты, не сумев изгнать финальность, когда предложили в качестве спасителей себя, и наконец поверив, что Билли и Дейн не собирались самолично сжечь спрута, и, передав контроль над затерявшимся глубоководным богом его адепту и как-бы-типа пророку, все же предотвратили худшее. Но.

– Ничего не изменилось, – сказал Билли. Чтобы это почувствовать, не нужно быть, как Билли, ошибочным возлюбленным ангела, не сомневался он. Лондон так и остался неправильным. Так и слышалось неокончание напряжения в городе, продолжение не просто сражений, а конкретных сражений, царящий террор.

Все по-прежнему сгорит.