– Держать прямо! И не смей мешкать, когда надо передавать мои команды, черт тебя подери! – бесновался Палыч. В этот момент уровень воды за кормой резко снизился, и корабль будто провалился в яму. Волна тут же захлестнула на несколько мгновений корму, а когда вода сошла с нее, то мичмана на месте, как в прошлые разы, уже не оказалось.
– Черт! – Вишневский, забыв о страхе свалиться за борт, кинулся к тому месту, где только что был Самсонов.
– Никита, ты куда?! – крикнул Жаров.
– Палыча смыло!
Добежав до кормы, Никита заметил руки, крепко обхватившие тральный клюз. Сам старый мичман висел за бортом. Если он упадет, то очевидно, что никаких шансов у него не будет. Тральщик шел задним ходом и его просто затянет в винты.
Вишневский схватил Самсонова за руки и стал тянуть вверх. В этот момент корму снова накрыла волна, и он в полной мере ощутил то, что неоднократно накрывало Палыча. К счастью, в этот раз волна была не такой сильной, и он устоял на ногах и помог выбраться Самсонову.
– Палыч! Где твой рупор?!
– Рупор?! Ты за рупор беспокоишься?! Я чуть не утонул!
– Так ведь пощады никто не желает, а, Палыч?!
– Никита, я тебе так скажу! Иди ты в задницу!!!
– Только после вас!
– А где ТВОЙ рупор, Вишневский?!
– Вот черт… – Никита только сейчас понял, что обронил его, когда бежал на корму, и, скорее всего, его смыло.
– Ага! А еще на меня волну гонишь! Мы прошли скалы?!
Вишневский быстро огляделся.
– Да! Но где-то еще Чертов Палец должен быть!
Теперь осмотрелся Самсонов.
– А вот он! Шесть или семь кабельтовых[48] до него! Посмотри, вода спадает!
Мощные потоки, еще недавно испытывавшие крутые берега на прочность, теперь срывались с них и устремлялись в бухту. А течение в проливе изменилось, и теперь вода уходила обратно в океан.
– Давай, передай. Средний вперед и курс на выход в Тихий океан.
– Что? – удивился Никита. – Так если все закончилось, может, нам развернуться и идти уже в Сельдевую?
– Ничего еще не закончилось. Сейчас эти потоки будут сталкиваться в бухте и создавать водовороты. Лучше держаться от них подальше. Как пройдем мыс Станицкого, развернемся и пойдем обратно. Тогда все должно затихнуть. И не спорь со мной, черт тебя дери!!! Я один среди вас соображаю в этом!!!
Лишняя вода покидала бухту, и тральщик, покачиваясь, скользил в этом потоке. После всего произошедшего возвращаться в океан панически не хотелось, как не хотелось проходить мимо Трех Братьев. Но теперь корабль лучше слушался управления и держался от них на почтительном расстоянии. Сдуваемая с трех скал легким бризом вода образовала вокруг них взвесь из микроскопических капель, и вдруг там зажглись, как забытые новогодние гирлянды из детства, радужные мосты.
– Красота-то какая, – злобно проворчал Андрей Жаров и сплюнул за борт.
На полусогнутых, дрожащих ногах к нему приковылял Самсонов.
– Не зли Посейдона. Не плюй в океан, – устало вздохнул он.
– Чокнутый старик, ты же сам его только что последними словами материл! – Андрей возмутился.
– Ну, мы с ним старые приятели. Мне можно, – отмахнулся мичман и плюхнулся на палубу, свесив ноги за борт. – С меня ботинки смыло, зараза. Хорошие ботинки были.
– Ты откуда немецкий язык знаешь, кстати? – покосился на него Жаров.
– С чего ты взял, что я знаю немецкий язык?
– Да ты же только что горланил песню на немецком, как Тилль Линдеманн из «Раммштайна»!
– А, ты про это… – кивнул Самсонов. – Еще до того, как я поступил в мичманскую школу в Кронштадте, я срочную служил матросом в Ростоке[49]. Это в Восточной Германии. Там у нас военные корабли базировались когда-то. Ну, вот там я с немецкими камрадами и выучил эту песню. Да еще у меня какой-то предок, кажется, из поволжских немцев. Но никакого Линдеманна я знать не знаю и в Рамштайне[50] никогда не бывал.
Течение быстро вынесло тральщик обратно в океан. Следуя рекомендациям Самсонова, рулевой стал разворачивать корабль по большому кругу, поскольку волнение было еще сильное и резкий разворот мог поставить корабль под угрозу опрокидывания. Однако все обошлось, и теперь тральщик «Виктор Кочергин» взял курс на родную гавань.