Читаем Край навылет полностью

– Приваливают все эти безмозглые, свои пять центов вставляют, фигово, как на поверхности Сети. А тебя загоняют глубже, в глубину неосвещенную. Дальше тех мест, где им было б удобно. И вот там-то – исток. Как мощный телескоп вас может вытащить еще дальше в физическое пространство, ближе к мигу большого взрыва, так и тут: чем глубже, тем ближе подступаете к пограничью, к краю несудоходного, к краю, где нет информации.

– Вы участвуете в этом проекте?

– Я здесь только посмотреть. Проверю, сколько смогу продержаться на самом краю начала до Слова, как долго смогу пялиться внутрь, пока не закружится голова – в томлении по любви, от тошноты, чего не, – и я туда не провалюсь.

– У вас электронный адрес есть? – хочет знать Максин.

– Любезно с вашей стороны, но я, может, не вернусь. Может, однажды вы в свой ящик входящих заглянете, а меня там не будет. Пойдемте. Прогуляемся вместе.

Они доходят до какой-то обзорной площадки, одним краем опасно торчащей от судна в высокую жесткую радиацию, вакуум, безжизненность.

– Смотрите.

Кем бы ни была она, лука и стрел при ней нет, волосы недостаточно длинные, но Максин видит, как она пристально смотрит вниз под тем же углом, тот же завороженный пространством фокус на бесконечность, как и у фигуры на экранной заставке ПодБытия, вперяется в пустоту, плодородную незримыми ссылками.

– Там есть слабое свечение, немного погодя заметите сами – кто-то говорит, это след, как радиация после большого взрыва, памяти, в ничто, о том, что некогда было чем-то…

– Вы…

– Боец? Нет. Тот молчит.

Вернувшись в мясной реал, отчего-то надо с кем-то поговорить о новом, и вскоре, как она догадывается, неузнаваемом ПодБытии, Максин поэтому набирает номер мобильного Вырвы.

– Я только вот в подземку захожу, перезвоню тебе, когда связь опять будет. – Максин вовсе не матерый спец в выходках сотовых телефонов, но нервы распознает, когда их слышит. Полчаса спустя Вырва, якобы только что вернувшись из Ист-Сайда, заявляется в контору лично, таща за собой толстостенный мусорный мешок, битком набитый Бобовыми Бэбиками.

– Сезонка! – восклицает она, вытаскивая одну за другой маленьких хеллоуинских летучих мышек, лыбящихся джеков-с-фонарями в ведьминских шляпах, медвежат-призраков, медвежат в накидках под Дракулу: – Вурдаланна-Девочка-Призрак, видишь, с тыковкой, какая симпатюля, да?

Хммм да, есть в Вырве сегодня утром что-то маниакальное, Ист-Сайд уж точняк производит на людей такое жевунокинетическое воздействие, но – контуры ретро-СРМ уже полностью включились – Максин приходит в голову, что Бобовые Бэбики всю дорогу могли быть легендой, правда же, для деятельности, гораздо менее служащей общественным интересам…

Фатически: как Дастин, как Фиона, все отлично, спасибо – тут у нас украдчивый проблеск глазного яблока?

– Парни… то есть, мы все в последнее время стрессуем, но… – Вырва надевает проволочные очки с лавандовыми линзами, пять долларов на улице, сколько угодно причин, почему именно сейчас: – Мы приехали в Нью-Йорк все вместе, такие невинные… В Калифорнии-то было весело, пиши себе код, стремись к клевому решению, к изяществу, развлекайся, когда можешь, а тут все больше и больше как будто…

– Взрослеешь? – может, немного чересчур рефлексивно.

– ОК, мужчины – дети, мы все это знаем, но тут будто смотришь, как они сдаются какому-то тайному пороку и не знают, как остановиться. Им хочется и дальше держаться за тех прежних невинных деток, это прямо видишь, такой жуткий дисконнект, детская надежда и убожество нью-йоркской мясной местности, уже невыносимо становится.

Дорогая Эбби, у меня есть одна подруга с большой проблемой…

– В смысле невыносимо для тебя… как-то… эмоционально.

– Нет, – Вырва, быстро сверкнув зрительным контактом, – для всех невыносимо, как курочка-по-зернышку-весь-двор-в-говне, как геморрой-на-вашу-жопу. – В изложении щебечет, но и порыкивает, что в специальности Максин слишком уж знакомо. Может, тут еще и призыв к пониманию, в надежде, что задешево. Такими они все становятся, когда аудиторские книги начинают громоздить улики, которые они, была надежда, закопали на шесть ярдов навсегда, когда налоговик сидит за столом напротив с его конторскими термостатами, выкрученными выше некуда, с каменной мордой, пыхтит пайковой сигаркой ВНС, ждет.

Осторожно, чтобы пока не впускать сюда подтекст:

– А может, бизнес так на них влияет?

– Нет. Напрягов из-за исходного кода быть не может, сейчас, по крайней мере, из-под всего этого они уже выскочили. Говорить пока никому нельзя, но они переходят на открытые источники.

Сделав вид, что весть эта к ней пока не доходила:

– Раздают? А они смотрели на ситуацию с налогами?

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги