Край чёрных магнолий

Позвонив на бывший рабочий телефон, я услышала после отрывка сонаты Бетховена скрежет зубов о пластмассовую трубку, пыхтящее дыхание крупного животного и встревоженный голос Макса с характерной для “мохнатых дней” легкой хрипотцой:

– Не бросай трубу, родная. Надо поговорить.

– Перезвони с нашей видюхи, – немного резко попросила я. – Хочу на тебя посмотреть.

У них там аврал? В полнолуние оборотни должны отдыхать на природе, а не париться на рабочем столе в душном офисе.

Видеосвязь через приложение Отдела, разумеется, просматривается, но я не собиралась раскрывать секреты своего расследования.

Я заперлась на всякий случай в комнате – очень не хотелось, чтобы Блохин узрел Тихона.

– Да уж, давненько не виделись, – сквозь растянутую до черных бакенбардов слащавую улыбку проворковал Макс в камеру моноблока.

Он восседал на широком подоконнике между цветочными горшками, вытянувшись как бронзовая пограничная собака на станции метро “Площадь Революции” и повиливая свешенным к холодной батарее пушистым хвостом.

– Че-о. Соскучилась? – его зубы клацнули затвором мышеловки.

– Не надейся! – хмурясь, отрезала я, – По делу звоню.

– Ну, ты и черствая, Свет. Выходит, тебя не колышет, как мучаются в задымленном мегаполисе твои лучшие друзья? Совсем заелась на курорте? Мы тут скучаем, вспоминаем тебя добрым словом каждую ночь. Я, когда узнал от Римки о твоем звонке, попросил меня пуходеркой почистить.

– Ей надо было пуходеркой надрать тебе одно место.

– Успокойся ты. Кто старое помянет... Ну-ка, зацени мой причесон и прикид, – Макс слегка встряхнулся, распушил дымчато-серый мех, и повернул голову влево, демонстрируя кожаный шипованный ошейник.

Чтобы я наверняка узнала свой подарок на двадцать третье февраля, он оттянул ошейник правой лапой.

– Тебе идет. Зря не хотел его носить.

– Жмет немного. Но чтобы тебя порадовать, терплю, – Макс распахнул пошире окно, подвинул один из горшков с геранью в угол и разлегся на подоконнике в позе сфинкса. – К нам не собираешься заехать? – он вытянул морду к моноблоку на столе, подпер лапой щеку и приподнял уголки губ в вопросительной улыбке, расширив глаза.

– Пока не собираюсь, – я подумала, что неплохо было бы просунуть сквозь виртуальное пространство руку и погладить его мягкий мех.

– А потом соберешься? Считай, поймал на слове, – завалившись на спину, Макс вытянул задние лапы, а передние сложил на груди. – У нас по случаю первого теплого дня кондиционер сдох. Жаримся с Римкой и Никиткой, как на твоем курорте.

– Как тебе Никита? Римма вроде не в восторге от него. Мне по ее голосу показалось.

– Сработались мы. Все нормально. Никита – толковый парень. На охоте не выпендривается и глупых вопросов не задает. Вчера поровну с ним поделили на Лосином Острове четырех “клиентов”.

– Говорящая собака! Там! Смотри! – с улицы раздался восхищенный детский крик.

Мальчик и девочка – похоже, еще дошкольники, влезли на мусорный бак под окном.

– Какая я вам собака?! – вскочивший Макс протянул им правую лапу, – Я самый настоящий тамбовский волчара. Р-ры.

– Чего детей пугаешь! – возмутилась я.

– Меня легче напугать, чем этих детишек, – оглянулся Макс. – Тебе не слышно, а они, между прочим, смеются.

Прислушавшись, я нашла в городском шуме детский смех.

– Как вас зовут смельчаки? – оборотень высунулся из окна, позволяя новым знакомым гладить его.

– Максим и Маша, – бойко отчеканил мальчик, почесывая левую бакенбарду волка.

– Ну и ну! Тезка попался! – Макс запыхтел от восторга, свесив набок язык, и вдруг, словно по команде “Замри”, вытянулся во всю длину подоконника.

– Мам! Иди сюда! Тут собака разговаривает! – кричал тезка, громко топая по асфальту.

– Правда-правда, – вторила ему сестренка.

– Ну и фантазеры у меня растут, – подошедшая мать поспешила увести детей. – Фу! Какая страшная огромная псина! Вы хоть руками ее не цапали? Трогали, да? Вот ужас! Я говорила, от собак только грязь и блохи. На секунду нельзя отойти.

– На себя посмотри, мымра крашеная, – сквозь зубы проворчал Макс. – Я красавец в любом обличье. За детьми бы лучше смотрела. Оставляет детей в центре города без присмотра. Во, народ. В голове – и десятичной дроби от нуля нет, – сбросив раздражение, он повернулся к ноутбуку, – Слышь, кривоногая так и не поняла, что это я сказал. Раз пять оборачивалась.

– Ты в своем репертуаре, – возмутилась я. – Столько раз просила тебя в пушистом виде молчать при людях! Схлопочешь однажды от Альбертыча!

– Ты лично попроси. Прям тут, в офисе, как раньше. Может, я на этот раз и послушаюсь, – Макс надул губы, приподнимая усы. – Альбертыч меня ценит и уважает. Так что, мне многое сходит с рук... в данный момент – с лап.

– Что ж ты не в отгуле по случаю полнолуния? – произнесла я расстроенным упавшим голосом.

Я все еще скучала по нему. Привязанность… Ее не разорвать так просто и так быстро! Горечь измены отравляет прежние чувства, но это не смертельное отравление любви, а такое, что вызывает головокружение и тошноту.