Крабат

Вечером — новый ученик за день вымотался в камере для муки и уже ушёл в постель, — вечером мельник призвал парней и Крабата к себе в хозяйскую комнату. Одетый в чёрный плащ, он сидел в своём кресле; на столе перед ним, между двумя зажжёнными свечами, лежал тесак — и его треуголка, что тоже была чёрного цвета.

— Я вызвал вас к себе, — сказал он, когда подмастерья собрались в комнате, — как того требует устав мельников. Между вами есть ученик? Пусть он выступит вперёд.

Крабат не сразу понял, что Мастер его имел в виду. Петар толкнул его в бок, тогда он опомнился и шагнул вперёд.

— Твоё имя!

— Меня зовут Крабат.

— Кто ручается за это?

— Я, — сказал Ханцо, встав рядом с Крабатом. — Я ручаюсь за этого юношу и за его имя.

— Один только — нисколько, — возразил Мастер.

— Пусть так, — подал голос Михал, вставая подле Крабата с другой стороны. — Два же — сколько-то, а сколько-то — достаточно, чтобы свидетельствовать. Потому поручаюсь и я за этого юношу и за его имя.

Между Мастером и подмастерьями, что стояли подле Крабата, развернулся разговор в вопросах и ответах, который проходил по строгим правилам и в строгих формулировках. Мастер спрашивал обоих, обучался ли ученик Крабат мельничному ремеслу, где и когда, а они заверяли его, что этот юноша обучен всем искусствам и приёмам в достаточной мере.

— За это ручаетесь мне?

— За это ручаемся мы, — сказали Ханцо и Михал.

— Ну что ж, так давайте произведём в подмастерья этого ученика Крабата по уставу мельников и обычаю гильдии!

Произведём в подмастерья? Крабат подумал, что ослышался. Разве его время обучения истекло — сейчас, уже после первого года?

Мастер поднялся, он надел свою треуголку. Затем взял тесак и шагнул к юноше. Коснувшись клинком тесака его темени и плеч, он вскричал:

— Во имя гильдии, Крабат! Я, как твой учитель и мастер, говорю тебе, перед лицом собранных мукомолов, что от твоего прежнего места ученика ты полностью освобождён. Отныне ты становишься подмастерьем среди подмастерьев и считаешься мукомолом по обычаю мельников.

С этим он вложил в руку Крабата тесак, носить который на поясе было привилегией произведённых в подмастерья парней, затем отпустил его вместе с другими из комнаты.

Крабат был ошеломлён и сбит с толку, такого он не ожидал. Последним покинул он комнату и закрыл за собой дверь. Тут неожиданно ему накинули мучной мешок на голову, затем кто-то схватил его под плечи, а кто-то за ноги.

— Вперёд его, в мукомольню!

Это крикнул Андруш. Крабат попробовал вырваться — напрасно! Со смехом и шумом парни потащили его в мукомольню, швырнули его в мучной ларь и начали валять.

— Учеником он побывал! — крикнул Андруш. — Теперь давайте пропустим его меж жерновов, братья — мукомол должен быть без сучка, без задоринки!

Они месили Крабата, как тесто для хлеба, они катали его по мучному ларю туда и сюда, так что у него закружилась голова, они тыкали и пихали его кулаками — а один ударил его несколько раз со всей силы по голове, пока Ханцо не вмешался: «Прекрати, Лышко! Мы хотим его овольномелить, а не прибить!»

Когда они отстали от Крабата, ему казалось, будто его действительно перекрутили через мельницу. Петар стащил с него мешок, а Сташко высыпал горсть муки ему на голову.

— Он перемолот! — провозгласил Андруш. — Благодарю вас, братья! Теперь он стал оруженосцем крупы и зерна, за которого никому из нас не будет стыдно.

— Качай! — закричали Петар и Сташко, которые вместе с Андрушем распоряжались этим действом. — Качай его!

Снова Крабата схватили за руки и за ноги, мукомолы подкидывали его вверх и ловили. Это они проделали три раза подряд, потом послали Юро за вином в подвал, а Крабат должен был, чокнувшись со всеми по очереди, выпить.

— Твоё здоровье, брат — на счастье!

— На счастье, брат!

Пока остальные продолжали пить, Крабат сел в сторонке на стопку пустых мешков. Надо ли удивляться, что у него гудела голова — после всего, что он пережил в этот вечер?

Позже подошёл Михал и сел рядом с ним.

— Ты как будто бы кое с чем не разобрался.

— Нет, — сказал Крабат. — Как мог Мастер произвести меня в подмастерья! Разве время моего обучения уже закончилось?

— Первый год на мельнице в Козельбрухе считается за три, — проговорил Михал. — Вряд ли от тебя укрылось, что со времени своего прибытия ты стал старше, Крабат — как раз на три года.

— Но это невозможно!

— Тем не менее, — сказал Михал. — На этой мельнице и многое другое возможно — ты должен был за это время заметить.

Мягкая зима

Какой зима начиналась, такой и осталась она — снежной и мягкой. Лёд у шлюза, на плотине и в мельничном ручье не доставлял парням больших хлопот в этом году. Его живо скалывали, и иногда он по полнедели не намерзал больше. Зато снег шёл часто и обильно — к несчастью нового ученика, который едва поспевал убирать его.