Крабат

Он проговорил колдовское заклинание, он повернулся семь раз вокруг себя, расставив руки в стороны, — и на торфянике выросло грибов семьдесят, наверно. Как кротовые холмики, торчали они из земли, шляпка к шляпке, выстроившись в кольцо на манер ведьминых кругов: белые, подосиновики, маслята, подберёзовики и моховики, все одинаково крепкие и свежие.

— О! — изумился Крабат. — Такому колдовству ты меня должен научить, Сташко!

Он выхватил нож, хотел броситься к грибам, чтобы собрать их. Они же, не успел Крабат к ним притронуться, съёжились и ускользнули обратно в землю, шустро, будто их потянули за нитки.

— Стойте! — крикнул парнишка. — Стойте же!

Но грибы ушли и уже больше не появлялись.

— Не грусти, — сказал Сташко ещё раз. — Такие наколдованные на месте грибы горькие как желчь, ими ты разве что попортишь желудок. В прошлом году мне едва не хватило, чтобы околеть.

* * *

Вечером четвёртого дня Сташко вместе с Юро поехал домой, на последней повозке с торфом, в то время как Тонда и Крабат возвращались к мельнице пешком, выбрав короткий путь, который вёл их через болото напрямик. Над торфяными ямами и трясиной курился первый туман.

Мальчик был рад, когда они наконец вышли на твёрдую почву, это было поблизости от Пустоши.

Теперь они уже могли идти рядом друг с другом. Это были края, которых парни с мельницы сторонились, но по какой причине — было Крабату неизвестно. Ему припомнился сон о своём побеге. Не было ли там чего-то с Тондой — с каким-то местом здесь рядом, где они похоронили старшего подмастерья?

Но Тонда, слава богу, шёл рядом с ним, он был жив.

— Я хочу тебе кое-что подарить, Крабат, — старший подмастерье вытащил свой складной нож из кармана. — На память.

— Ты что, нас покинешь? — спросил мальчик.

— Возможно, — сказал Тонда.

— Но Мастер! Подумать не могу, что он тебя отпустит.

— Случается иной раз, о чём иные и подумать не могут, — сказал Тонда.

— Ты не смеешь так говорить! — крикнул Крабат. — Останься ради меня! Я не представляю себе мельницу без тебя.

— Иное в жизни, — сказал старший подмастерье, — иные не могут себе и представить, Крабат. К этому нужно быть готовым.

Пустошь была открытым четырёхугольником, едва ли больше гумна, по краю её росли изломанные сосны. Парнишка различил в сумеречном свете ряд продолговатых плоских холмиков: как могилы на заброшенном кладбище, заросшем вереском, неухоженном, без крестов и камней — чьи только могилы?

Тонда остановился.

— Возьми же, — сказал он, протягивая Крабату нож, и Крабат понял, что не имеет права отказаться.

— У него есть, — сказал Тонда, — одна особая способность, о которой тебе надо знать. — Если тебе когда будет угрожать опасность — серьёзная опасность, — лезвие поменяет цвет, как только ты его откроешь.

— И будет тогда… чёрным? — спросил Крабат.

— Да, — сказал Тонда. — Как если бы ты подержал его над фитилём горящей свечи.

Без пастора и креста

За чудной осенью пришла ранняя зима. Через две недели после Дня Всех Святых пошёл снег и уже не растаял. Крабат снова должен был его убирать и расчищать подъезд к мельнице. Однако в следующее новолуние кум со своей повозкой примчался напрямик через заснеженный луг. Не застревая и не оставляя следов за своим экипажем.

Зима нисколько не тяготила парнишку, там более что, несмотря на весь снег, было не особенно холодно, но на настроении других парней она, похоже, сказалась: от недели к неделе они становились всё более угрюмыми, и чем ближе надвигался конец года, тем тяжелее было с ними ладить. Приходилось осторожнее с ними, как с сырыми яйцами, и они стали вспыльчивыми, как индюки. По ничтожному поводу они грызлись друг с другом, даже Андруш в этом плане не составлял исключения.

Крабат столкнулся с этим, когда разок сбил снежком шапку ему с головы, просто в шутку, потому что руки зачесались. Андруш тотчас бросился на него, он избил бы мальчишку как нечего делать, если бы Тонда не вмешался и не разнял их.

— Ну правда же! — бранился Андруш. — У него щетина едва пробилась, у молокососа, а уже такой борзый! Но подожди, в следующий раз башку тебе оторву, ещё пожалеешь об этом!

В противоположность другим парням, Тонда оставался осмотрительным и дружелюбным как всегда, разве что мальчику он казался чуть печальнее, чем обычно, хоть и старался, чтобы никто этого не заметил.

«Возможно, он тоскует по своей девушке?» — предполагал Крабат — и снова, хотя он не хотел этого, ему на ум приходила Певунья. Уже давно он больше о ней не думал. И находил, что было бы лучше, если б забыл вообще. Но как это сделать?

Пришло Рождество, для мукомолов это был такой же день, как все другие. Вялые и недовольные они вышли на работу. Крабат хотел их приободрить, достал в лесу несколько еловых ветвей и украсил ими стол. Когда парни пришли есть, то были в ярости.

— Это что такое? — крикнул Сташко. — Вон эту дрянь, прочь её отсюда!

— Прочь её отсюда! — закричали со всех сторон, даже Михал и Мертен начали браниться.

— Кто принёс это барахло в комнату, — потребовал Кито, — тот должен и вытащить его обратно.

— И быстро! — пригрозил Ханцо, — или я ему все зубы выбью!