«Религиозность в детстве — важный элемент всей жизни в будущности, хотя бы после эта религиозность совсем исчезла (пример моей религиозности в детстве и юности). Отсутствие религиозности в детстве должно быть заменено чем-нибудь другим. Пустое место после нее — страшно...»2
Пока же все его письма к отцу дышат религиозной экзальтацией. Михаил Николаевич Жемчужников, несмотря на свои многотрудные обязанности, связанные с постом петербургского гражданского губернатора, по-прежнему уделяет большое внимание детям.
Он посещает своих младших сыновей в Царском Селе, где они еще не в кадетских курточках, а в красных русских рубашках учатся грамоте и счету в приготовительном классе под надзором классной дамы мадам Бониот. Он исправно отвечает на письма старших.
Маленькие Жемчужниковы проводили летние каникулы на дачах у сестер покойной матери — у княгини Львовой в Лесном корпусе и у вдовы коменданта Петропавловской крепости Марии Алексеевны Крыжановской в Петергофе.
О Петергофе у младших Жемчужниковых осталось воспоминание, связанное с курением. Местный архитектор угостил малышей сигарами. Владимир тотчас отдал свою Александру, который спрятал ее в карман, а Лев продолжал курить. У него закружилась голова, началась рвота, он высунулся из окна и выпал во двор со второго этажа. К счастью, он попал на бельевые веревки, которые спружинили и смягчили падение. С тех пор Лев вообще не курил. В корпусе он, как и Александр, отличался проказами — то станет в присутствии офицера угрожающе точить нож, то начертит у спящих кадетов ляписом на лбах кресты...3
В корпусе они благополучно перешли из малолетнего отделения мадам Бониот в третью роту, где им, как и всем другим, завязывали на ночь длинные рубашки узлом, ниже ступней, секли за шалости, где их выучили хорошо говорить по-французски и отчасти по-немецки, водили гулять в Царскосельский дворцовый сад, а Владимира Жемчужникова, как одного из благонравнейших, отправляли во дворец играть с детьми царя.
Зимой, во время праздников, Михаил Николаевич брал для своих детей ложи в театрах. Алексей объяснял младшим содержание пьес, а по возвращении из театра они обязаны были передавать отцу свои впечатления. Алексей же писал пьесы для домашнего театра. Их разыгрывали в присутствии отца и его знакомых в гостиной губернаторского дома в Коломне. Там висел на стене большой портрет Василия Алексеевича Перовского, написанный Брюлловым. Анфилада комнат, множество зеркал «наводили какое-то странное впечатление» на мальчиков, и они пробегали в отцовский кабинет или столовую с бьющимися сердцами, особенно по вечерам, когда комнаты были скудно освещены.
В 1837 году в Петербурге случился большой пожар. Загорелись от печей деревянные конструкции Зимнего дворца, и он выгорел весь — остался только каменный остов. Пламя восходило к небу столбом, зарево и тучи дыма видны были и из окон, к которым приникли воспитанники казенных заведений. Михаил Николаевич в назидание сыновьям рассказывал, как государь приказал солдатам оставить свои личные покои на съедение огню и спасать картины из Эрмитажа. И даже нарочно бросил бинокль и разбил зеркало, которое они, рискуя жизнью, пытались вытащить из царских аппартаментов. А когда императора спросили, не нужно ли вынести бумаги из его кабинета, то он на это ответил:
— У меня нет там никаких бумаг. Я оканчиваю свою работу изо дня в день, и все мои решения и повеления тогда же передаю министрам...
Но эти детские впечатления не могли пересилить позднейшие разочарования и недовольство казенным строем жизни.
Еще лучше запоминались анекдоты. В кадетском корцу-се с Николаем I был случай, который Александр Жемчужников потом расскажет от имени Козьмы Пруткова:
«Некий начальник, осматривая одно воспитательное заведение, зашел, между прочим, и в лазарет. Увидев там больного, спросил его: «Как твоя фамилия?» Тому же послышалось, что его спрашивают, чем он болен, а потому с
стыдливостью отвечал: «Понос, ваше превосходительство».— «А! греческая фамилия», — заметил начальник».
Много позже, когда появится возможность говорить открыто, Лев Жемчужников напишет:
«Незабвенный» император Николай I, вступивший на престол при громе пушек и при громе пушек сошедший в могилу, наследовал безумие отца и лицемерность своей бабушки. Он совмещал в себе качества противоположные: рыцарство и вероломство, храбрость и трусость, ум и недомыслие, великодушие и злопамятность.
Царствовал он тридцать лет и, думая осчастливить Россию, разорил и унизил ее значение».
Под надзором генерала Клейнмихеля Зимний дворец восстановили с поразительной быстротой. Клейнмихель стал графом и обладателем уязвимого девиза: «Усердие все превозмогает», остроумно переиначенного Козьмой Прутковым.