Козел отпущения

Царство Божие достигло до вас, слушающих меня сейчас, но не вполне еще достигло до тех гадаринцев, которых я покинул, ничего им не сказав, так как они еще не дошли до той точки, до которой дошли вы. Иисус начинает действовать, когда время исполнилось, иначе говоря, когда насилие уже не может изгонять насилие и разделение с самим собой достигает критической точки, то есть точки жертвы отпущения, каковая точка на этот раз становится точкой невозврата, так как даже если по видимости эта жертва ненадолго и возвращает прежний порядок, то на самом деле она его навсегда разрушает, отнюдь его не изгоняя, а, напротив, быв изгнана им и открывая людям тайну этого своего изгнания – тот секрет, которому Сатана не должен был позволить раскрыться, так как именно на нем основана позитивная сторона его власти, упорядочивающая мощь насилия.

Неизменно внимательный к историческим аспектам откровения, Матфей в рассказе о Гадаре вкладывает в уста двум своим одержимым слова, которые есть только у него и которые предполагают временной зазор между миром, подчиненным Закону, и мирами, ему не подчиненными: «что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас» (Мф 8, 29).

Эта жалоба показательна в контексте нашего анализа. Толпа Гадары, как я уже говорил, – в меньшей мере толпа, чем те толпы без пастыря, которым Иисус обычно проповедует. Их община остается более «структурированной» – благодаря своему язычеству. Но суть здесь, естественно, не в том, чтобы превозносить язычество в ущерб иудаизму, а в том, что язычество еще не дошло до той же критической точки в своей эволюции.

Последний кризис, который предопределяет последнее разоблачение, одновременно и является и не является специфическим. В своем принципе он идентичен с износом всех жертвенных систем, основанных на «сатанинском» изгнании насилия насилием. Откровение библейское, а затем евангельское делает этот кризис неизлечимым. Разгласив секрет гонительской репрезентации, оно в конечном счете мешает виктимному механизму функционировать и порождать из пароксизма миметического беспорядка новый порядок ритуального изгнания, способный заменить прежний, распавшийся.

Рано или поздно евангельская закваска должна вызвать крах того общества, куда она проникла, и всех аналогичных обществ – даже тех, которые на первый взгляд кажутся как раз на нее и опирающимися, то есть так называемых христианских обществ, которые действительно на нее опираются, но опираются двусмысленным образом и на основании частичного недоразумения – недоразумения неизбежно жертвенного, укорененного в обманчивом сходстве Евангелий и обычных религиозно-мифологических уставов.

«И если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот» (Мк 3, 25) – говорит нам Марк, но гибель этого дома – не более сильное изгнание, идущее от Бога или Иисуса, а, напротив, конец всякого изгнания. Именно поэтому пришествие Царствия Божьего – это разрушение для тех, кто всегда помышляет только о разрушении, и примирение – для тех, кто пытается примириться.

Логика царства, которое не устоит, если разделилось само с собой, всегда была истинной в абсолютном смысле, но она никогда не была истинной в реальной истории, благодаря замаскированному механизму жертвы отпущения, который всегда отодвигал гибель такого царства, восстанавливая его жизненность жертвенным различием, насильственным изгнанием изгнания. И вот теперь эта логика явилась в историческую реальность – сначала к евреям, которые первыми услышали Иисуса, а затем и к язычникам, явилась к гадаринцам современного мира, которые всегда ведут себя с Иисусом как гадаринцы Евангелия, даже когда официально провозглашают себя его последователями. Они радостно замечают, что с их обществами никогда ничего неизлечимого не случается, и потому убеждены, что указанные в Евангелии катастрофы – всего лишь плод воображения.

Первое прочтение текста о бесах Гадары создает у нас впечатление, что все основано на логике двойного изгнания. Первое изгнание никогда не приводит к решительному результату, это просто мелкие махинации бесов и гадаринцев, которые, в сущности, сговорились, словно мошенники на базаре. А вот второе изгнание – это изгнание, совершенное Иисусом, и это настоящее очищение – которое в конце концов уносит с собой и жилище, и всех его обитателей.