Ковыль

С той поры как Дарья поселилась в доме, всё чаще к старикам стали соседи заходить, хотя, признаться, Дарьины товарки побаивались молчаливого и с виду сурового Егора Кузьмича. Самой постоянной гостьей у Дарьи стала дочка Кирилловны Танька, та самая, что в магазине с Егором Кузьмичом лотерейку рассматривала. Татьяна родилась в самый разгар войны, когда женщинам рожать было некогда да и не от кого. Сверстниц поблизости у неё не оказалось, может, потому и стала у неё задушевной подругой баба Дарья. После обсуждения житейских мелочей почти всякий вечер речь заходила о замужестве Татьяны. Никаких перспектив для себя Татьяна не видела, кроме одной:

– Пойти к какому-нибудь вдовцу детей воспитывать, что ли?

Но и таковых в ближайших окрестностях не обнаруживалось.

– Может быть, мне послевоенного малолетку подцепить, а то они все скоро переженятся, кого тогда ловить?

– Военного, – подсказывала Дарья, – в городе их, говорят, много ходит.

Татьяна смеялась:

– Ага, еду в город, хватаю на улице первого попавшего и – назад!

Однажды вечером в середине июля Татьяна влетела к ним, словно спешила на пожар. Лицо разгорелось, волосы растрепались, глаза сумасшедшие.

– Однако, жених за тобой гонится, – пошутила Дарья.

Егор Кузьмич бровью не повёл.

– Ба-а Да-ря, дя Ку-зя, – она так запыхалась, что едва могла выдохнуть слово. Повернувшись к двери, тыкала пальцем в лотерейный билет: – Ма-ши-ну вы… вы-играли!

– Садись-ка горячей картошки с молочком поешь, – сказала на это Дарья, – чем шутки с нами шутить.

– Да правда же!

– Как ты можешь знать, когда билет – вот он, на дверях.

– Я номер и этот… серию выучила! Всякий раз перед глазами – пропечатался в голове.

Дарья посмотрела на Егора Кузьмича, он занимался с картошкой, снимал с неё кожуру, обмакивал в соль и ел с зелёным луком, пучок которого он тоже, откусив, погружал в солонку. Егор Кузьмич будто ничего не слышал или новость его не касалась. Татьяну это поразило больше, чем сам факт, с которым она примчалась сюда.

– Дя-а Егор!

Но Сбруев твёрдо знал, что коли лотерея дело государственное, то и толковать не о чем: не для того оно затеяло игру, чтобы машины всяким малограмотным пенсионерам проигрывать.

– Ну, ей-богу! Чтоб мне с места не сойти, если вру!

Татьяна, глядя в упор на упрямого старика, повторила серию и номер лотерейного билета. Дарья ей поверила, но невозмутимость Кузьмича склонила её к тому, что Танька что-то напутала.

– Да ну вас! – не сумев поколебать уверенности стариков в невозможности дурной удачи, Татьяна ногой открыла дверь, пообещала уходя: – Завтра я вам газету принесу.

Ложась в постель, Дарья сказала мужу:

– А вот если взаправду наш билет выиграл, что будем делать? – она уже полюбила эту мысль о выигрыше и озаботилась, но и чувство юмора не покинуло её. – Всю дверь потащим или выпиливать будешь?

«Наш!» – отметил мысленно Егор Кузьмич с внезапной ревностью.

– Чем приклеила? – поинтересовался он.

– Этим, из коробочки который.

Егор Кузьмич полежал с минуту недвижно, потом вздохнул, опустил ноги с кровати, ещё помедлил, сидя, потом поднялся и включил свет. На кухне взял нож, подошёл к двери, попробовал, крепко ли держится лотерейка на дереве. Один уголок прилип намертво, но другой от действия ножа отстал от крашеной доски и слегка завернулся. Егор Кузьмич положил нож в столешницу, вернулся в постель.

– Отколупнётся, – сказал и повернулся на бок.

Но уснул не скоро. «Холера её принесла!» – мысленно ругал Егор Кузьмич Татьяну и добавлял уже неизвестно по чьему адресу ещё более крепкие выражения.

Глава 5

Татьяна явилась с газетой прямо с утра.

– Вот, смотрите: всё совпадает! Пять тысяч и сто рублей стоит ваша машина!

Егор Кузьмич не стал смотреть, надел грязный пиджак, обулся в старые сапоги и пошёл в кочегарку. Он как только проснулся, так сразу и понял, что Танька не ошиблась, напутали, наверное, там, в газете, или ещё где.

Андрей Фомич, напарник, удивился:

– А ты чё припёрся? Таньку Гаврилову встретил сегодня утром с газетой. Она сказала, что ты теперь богатый. Иди давай, я отдежурю, а с тебя – бутылка.

– Гм, – только и мог сказать Егор Кузьмич.

– Иди, иди, – почти вытолкал его на улицу Фомич, – и не забудь.

И показал чёрными от угля мизинцем и большим пальцем, что надо помнить Сбруеву.

Дома Татьяна с Дарьей с ножами поочерёдно суетились у двери, мать Татьяны сидела на топчане под облигациями и подавала советы. Слегка надорванный лотерейный билет отделился уже почти наполовину. Застигнутые врасплох женщины прекратили своё занятие, смотрели на Егора Кузьмича в ожидании, что он скажет. Сбруев прошёл за печь, снял там грязную одежду, умылся, поразмыслив, стал бриться.