Ковыль

«Хулиган» пока себя ничем не проявил, распоряжения своего инженера выполнял беспрекословно. Но Борис уже знал по опыту прошлого сезона: все бичи перед началом работ смирные – после зимней голодовки, а потом, освоившись, откалывают номера… Бывало, что и работы у кого-либо из исполнителей срывались. Уголовники ведь трудиться не любят.

Мушель присматривался к Павлу во все дни их затянувшегося перелёта от Иркутска на базу партии, но ничего особенного в его взаимоотношениях с подчинёнными не заметил. Павел и с рабочими вёл себя так же, как со специалистами, никого из спутников не выделял, никого не оставлял без внимания. И всё же что-то такое было. Борис не мог этого чётко сформулировать, но и на себе чувствовал словно исходящие от Середюка флюиды, которые заставляли прислушиваться к тому, что Павел говорит, выполнять его распоряжения охотно, без внутреннего сопротивления.

Борис и телеграмму начальству подписал вместе с Павлом, потому что верил: ничего другого не оставалось. В душе, конечно, переживал. С одной стороны, было лестно ставить свою фамилию рядом с фамилией Середюка – хоть формально они были равны в должности, но лишь вопрос Павла: «Подпишешь?» – показал, что Павел не считает, что былые заслуги дают ему право решать все вопросы единолично.

С другой стороны, Мушелю было неприятно, если быть перед собой откровенным, – страшновато ставить подпись под телеграммой, копия которой шла начальнику предприятия. Сообщая положение дел в управление через голову начальника экспедиции, они тем самым жаловались на него.

Мушель не думал, что Василий Георгиевич припомнит ему в дальнейшем эту телеграмму, начальник у них служение делу ставит выше личных амбиций, но как потом вести себя с ним? Ведь сами же они с Середюком упросили дать им отсрочку с вылетом и, пусть и невольно, предуготовили своё вынужденное безделье…

«Ага! Заглох! Сейчас пойдём на посадку, надо приготовиться – может, сегодня ещё успеем дойти до посёлка», – подумал Борис, и это вывело его из оцепенения. Наступало время действий.

Мухнуров-Макнамара

Равиль Мухнуров дремал полулёжа на спальниках, и тихая паника в салоне вертолёта его не задела. Он очнулся только, когда заглох мотор, и, жалея о прерванном блаженстве, подумал, что заканчивается долгое зимнее полуничегонеделание и наступает время напряжённой сумасшедшей гонки по тайге. Он потянулся своим сухим длинным телом, приготовляясь к выходу из машины, и лишь тут понял, что происходит нечто необычное: двигатель не стучал, а корпус машины подрагивает от вращения лопастей – как это бывает после посадки, но вертолёт был в воздухе, а не на земле: в иллюминаторе мелькали почти на уровне его глаз макушки деревьев. «Б…!» – он чуть не вскочил, но увидел предупреждающе поднятую ладонь Середюка и мгновенно понял, что чуть было не погубил товарищей. Если дёрнется один, то вскочат все – вертолёт перевернётся, и всем крышка.

Мухнуров был одним из опытнейших помощников наблюдателя в экспедиции – это должность инженера, хотя у него не было даже среднего технического образования, а закончил он только десять классов средней школы. После школы пошёл рабочим в экспедицию и прописался среди геодезистов постоянно. На срочную службу в армию его не взяли, во-первых, из-за близорукости, а во-вторых, на медосмотре в военкомате у него обнаружили какое-то отклонение в строении позвоночника, о котором он сам не подозревал и которое не помешало ему потом с тяжеленным рюкзаком ходить по тайге, если надо, от зари до зари.

Свою карьеру Равиль начинал в экспедиции города Свободного, там и женился однажды, потерпел неудачу в семейной жизни, и когда ему предложили перебраться под Иркутск, то он сделал это с удовольствием.

О женитьбе Мухнурова в Свободном рассказывали анекдоты. Жил Равиль, как и большинство работников экспедиции, в частном доме, платил за него пятнадцать рублей, которые, в свою очередь, ему компенсировала экспедиция. Хозяйка домика жила здесь же, в этом же дворе у неё был добротный деревянный дом, в доме – работящий муж, трое детей и хозяйство: поросёнок, корова, телёнок, куры и прочее. Равиль брал у неё продукты, платил за это двадцать рублей, остальные деньги из его зарплаты шли на карманные расходы.

После работы холостяки собирались в красном уголке экспедиции, гоняли шары на бильярде, играли в настольный теннис, в шахматы; при этом непременно на столике стояло пиво, а когда с пивом случались перебои, его заменяло сухое вино и крепкие напитки – для любителей. Любители крепкого всегда находились.

Девушки тоже заглядывали сюда, но всё-таки встречи с девушками чаще проходили в ресторане, где официантки знали своих героев не только в лицо, но и их любимые вина и блюда. В одной из ресторанных встреч Равиль увидел новенькую, познакомился и покорил её своим тонким меланхоличным юмором, эрудицией и добродушием. Было Равилю к тому времени двадцать восемь лет, и, когда голова закружилась от встреч не только у Светланы – так звали девушку, – но и у Мухнурова, он решил жениться.