– Мы тут, или вот тут, – словно услышав его мысли, показал на карту Гардер. Немного погодя добавил неуверенно: – А может, даже вот здесь. Понимаешь, там, – он кивнул головой назад, – была плоскотинка, и я не заметил, что мы сползаем в сторону.
– Ничего, – Васильев взял управление на себя, слегка изменил курс, взял вправо, на ветер, – скоро выяснится. Вон ту горку переползём, а там до Чуни недалеко. Не унывай, тёзка, – кивнул он второму пилоту, – по реке дойдём.
Александр попытался успокоить товарищей, но все трое подумали об одном: «Дойдём, если горючего хватит». Пустяковая для обычного рейса ошибка в этот раз могла стать роковой.
У Александра появилось такое чувство, что он участвует в забеге на сверхдлинную дистанцию. Совсем немного до финиша, но он перестарался на дистанции и уже знает, что ему этого финиша не видать: силы на исходе, дышать нечем, вот-вот остановится сердце, подогнутся ноги, и упадёт он на землю, безразличный и к сочувствию, и к равнодушию стоящих на обочине зевак…
Острая тревога полоснула по сердцу: ЧП! Командир, ты в ответе!
Чрезвычайное происшествие назрело, оно неизбежно. Как же это вышло? Почему?! Отвечай, командир! Тебя учили, что случайных происшествий не бывает.
«Соломин подвёл, – первое и самое лёгкое оправдание нашлось само собой, – сказал, что людей немного и у них только рюкзаки. А оказалось…» Соломин – да. Начальник партии обязан знать, кто к нему летит и что везёт.
«Середюк летит. Середюк застрял. Середюк, Середюк…» – только и слышалось в последние дни. Васильеву было не важно, кого нужно перебросить и куда. Надо? Поехали! Он любил полёты, любил машину, которую ему доверили, как живое существо, любил ребят из своего недавно сформированного экипажа: Сашу Носова, второго пилота, совсем ещё зелёного парнишку, жадно впитывающего всё, что его окружало, что казалось ему нужным и интересным; молодого, но рассудительного Володю Гардера, штурмана; и, конечно же, Прохора Михеича, механика, который им годился в отцы да и относился к ним как отец. Ещё нет и полгода, как они в одном экипаже, а кажется, были вместе всю жизнь.
Работали они честно, в заявках на полёт, подписанных начальником партии, была отработана каждая минута. И в каждый рейс машину загружали так, как было необходимо для дела, перегружали, попросту говоря. Александр в душе признавал, что парни, работающие на земле, переносят куда бóльшие трудности, чем «летуны» в воздухе, и рискуют топографы и геодезисты подчас не реже, а потому он считал своим долгом облегчать, насколько это зависело от него, тяготы таёжным бродягам.
Александру нравилось видеть изумление на лицах инженеров и техников, когда они убеждались, что загруженный до предела вертолёт отрывался от земли. Не приходилось что-то выбрасывать из машины, и обходились двумя рейсами там, где по всем правилам требовалось три. Не было лишних слов, выражающих Васильеву признательность, но то удовлетворение, которое чувствовалось в пожатии крепкой руки экспедишника, наполняло душу гордостью.
Когда в Туринском аэропорту Александр увидел Павла, то обрадовался:
– Так это ты – Середюк?! А я-то думал, что за важная птица к нам летит? Даже вон Фёдоровичу за тебя начальство втык сделало.
– Правильно: стрелочник виноват, – засмеялся Середюк. – Я телеграмму вынужден был дать. Здорово попало? – спросил он Соломина.
– А-а, – отмахнулся тот, – сами не чешутся… Я считал, что ты доберёшься. Хоть бы сообщили, сколько человек летит. Что будем делать, Саша? – обернулся он к командиру. – Увезёшь?
– А груза много?
– Есть, – Павел вздохнул, – около тонны. Да ты ещё зачем-то радиста с собой припёр, – упрекнул он Соломина.
– Привязался. Баба у него тут была в прошлом году.
Васильев подумал, потом сказал:
– Утром видно будет. Как погода.
Как и предполагали они с Соломиным ещё до вылета с базы партии, в бензине им отказали наотрез:
– Для вас не завозили, – начальник Туринского аэропорта был раздосадован: перегнул палку – упускать рейс, даже два рейса, всё-таки не следовало.
Предвидя возможность такого поворота дела, Васильев взял с собой запасной бак с бензином, но при почти двойной перегрузке его вряд ли хватит. Многое будет зависеть от температуры воздуха и направления ветра, если, конечно, удастся оторвать машину от земли.
Обескураженный Соломин, уже на полпути к гостинице, предложил:
– Давай схожу к местным властям, я здесь со всеми водку пил. В прошлом году осенью первый секретарь был у меня на базе, познакомились, хорошо так побеседовали. Я его коньячком угостил, едва увели потом. Он даже приглашал заходить, когда буду в Туре. А? Что молчишь? Я не буду говорить, что по делу заявился. Сделаю круглые глаза – и вперёд: в гости, мол. С коньячком. Он, как все аборигены, это дело любит. За разговором где-нибудь ненароком скажу, что бензина у нас маловато. Против него не попрут, он мужик с характером. Сразу понимает, где польза государственная, а где не совсем.
– Утром видно будет, – опять повторил Александр.