Они направились к лестнице, и Занудин ни на секунду не спускал с Айка своего напуганного взора. Айк еле передвигал ноги. Занудин тоже старался идти не спеша. В глубине души Занудин сильно переживал, что может ляпнуть какую-нибудь непростительную глупость. Но и держать рот на замке, ни о чем не попытаться расспросить, когда предоставляется такая возможность, было выше его сил.
— Расскажи, как из леса вышел, Айк. Быстро на шоссе набрел? — Занудин мысленно погрузился в воспоминание своего недавнего сна — о поездке в город в автомобиле однорукого водителя.
— Никакого шоссе не было… я не вышел из леса, — ответил Айк, испепеляя Занудина взглядом. — Из этого леса нельзя выйти.
Занудин ощутил пренеприятнейший зуд под ложечкой.
— То есть как это, прости, нельзя?
— Так вот и нельзя. Ты, можно подумать, выходил?..
Вопрос Айка был сродни удару ниже пояса. Конечно, Занудин еще ни разу не пытался покинуть «Ковчег», но он был уверен, что наступи подобный поворотный момент — он уйдет из придорожного заведения ровно так же, как в свое время сюда и заявился. Хотя порой… его все-таки терзали некоторые трансцендентные сомнения на сей счет. И вот теперь эти слова Айка…
— Выходил… во сне, — конфузясь, пролепетал Занудин.
Было видно, Айка распирало желание отпустить в ответ уничтожающую колкость, но носатый добряк сдержал себя. Тяжело ступая по лестнице, он решился поведать свою историю — лаконичную, полную недомолвок, несущую холодком.
— Я как проклятый блуждал по лесу, шел разными направлениями, никуда не сворачивая, и все равно возвращался к «Ковчегу»… Он не отпускает… Еще меня одолевали видения — и это оказалось самым ужасным. Все, что хорошего и плохого было в моей жизни, приобретало в ночном лесу вдруг какую-то уродливую гротескную оболочку, и образы эти оживали… Я знаю, что мне бояться глупо, но с таким страхом все равно ничего нельзя поделать… Ни-че-го… Вот он, настоящий ад! Спасибо… на меня потратили время… мне его показали… — Айк горько усмехнулся и замолчал.
Они с Занудиным уже преодолели лестничный марш и оказались в коридоре гостевого этажа. Занудин не знал, что ответить Айку на услышанное и уместно ли вообще что-либо говорить.
Музыкант продолжал спать на том же месте, где Занудин его оставил. В раскрытый рот забились волосы, а опорожненная бутылка, словно живая, до сих пор перекатывалась по полу.
Айк посмотрел на Музыканта с нескрываемым презрением.
— А вам тут по-прежнему не скучно, судя по всему…
— Сада Вашаса сегодня убили, — невпопад брякнул Занудин, будто этот факт что-то объяснял.
— Детский сад, ясельная группа, — вздохнул Айк.
Музыкант нервозно заворочался, облизывающийся язык выпихнул изо рта волосы, но сон так и не выпустил Музыканта из своих крепких объятий.
— Ты хоть отдаешь себе отчет, среди кого здесь обитаешь? — задумчиво спросил вдруг Айк, понижая голос до шепота.
— ?.. — Занудин, прикусив губу, ничего не ответил.
— Все эти люди, — Айк обвел взором двери комнат «ковчеговских» жильцов с висящими на них эмалированными табличками, — они, в общем-то, и не люди вовсе. Они — черви… Они все перевернули с ног на голову, вторглись в табуированную среду, копошатся, возомнив себя хозяевами найденного трупа. Особенно если запудрить себе мозги крайней значимостью своего дела, овеять флером мистицизма и привкусом ожидаемого чуда вселенского масштаба… — Айк резко замолчал.
Занудин видел, что Айку стало тяжело говорить. Он задыхался. В полумраке коридора он походил теперь на неяркую голограмму, изображение которой гасло на глазах.
— С тобой все в порядке, Айк?
— Со мной, представь, уже давно все в самом что ни на есть полном порядке, — ответил Айк и неоднозначно улыбнулся.
— А знаешь… может, и мне до червя недолго осталось… — внезапно обронил Занудин, и смысл сказанного ужаснул его самого.
Но Айк сделал вид, что не расслышал. В его взгляде томилась какая-то недосказанность, в любой момент готовая смениться выражением вынужденной строгости и даже угрозы.
— Забыл поблагодарить, что не отказал в моей глупой прихоти. Стало быть, благодарю теперь, — произнес Айк, с трудом подбирая слова. — Хотя… лучше бы ты мне попросту не встретился.
Словно обухом оглушенный стоял Занудин перед Айком. На душе заскребли кошки.
— Давай прощаться. Иди. Дальше тебе вмешиваться уж точно ни к чему, — Айк отвернулся.
— Прощай, — повесив голову, прошептал Занудин и, уверившись что Айк в его обществе больше не нуждается, не оглядываясь поплелся к себе.
В комнате он курил, прислонив голову к стене. Из коридора долго доносились истеричные вопли разбуженного Музыканта. А затем хлопнула дверь, и все стихло.
В то время, когда «ковчеговские» обитатели, в большинстве своем превосходно выспавшиеся, спускались к завтраку, Занудин, теребя ладонью распухшие от усталости глаза, только готовился ко сну…
— 14 —