— Можно, уже все можно.
Как так? С этой минуты уже все можно? И по лестницам? Переписывать в блокноте? Не может быть.
— А по лестницам можно?
— Дались вам эти лестницы… пока нельзя.
— А…
— Так, Аксана Павловна, — внезапно произносит он мое имя, забытое, почти нереальное, — завтра мы снимем вам швы и отпустим домой.
Ругать не будут… Я молчу. Такого наказания я не ожидала. Я чувствую себя разбитой синицей. Мне страшно, и я молчу — меня вот так, без всякой подготовки, выкидывают с моего больничного острова. По мне бегут мурашки, как если бы случилось что-то нехорошее, неподконтрольное и несправедливое. Не хочу отвечать. И вообще, куда я пойду?
— Вы что же, не хотите от нас уходить? — поворачивается ко мне Л. А.
Надо сказать правду — я не хочу. Нет, точнее, — я боюсь. Тут режим, тут все распределено, и не надо думать и желать. Здесь нога под контролем, и больничные стены, и длинный тоскливый коридор, и чужие лица, полные всяких несчастий, и еще бессонные ночи с противными снами, желтая береза за решеткой окна. И голос погибшей синицы, и баба Зина. Надо что-то говорить…
— Хочу, конечно… — подпрыгиваю я на дурацком стуле. — Ура! Вот! Счастье есть! Спасибо большое!
— Да, этот день настал, мы успешно справились с вашей болезнью.
— Ура! Спасибо большое. А во сколько? Мне нужно такси вызывать, если брат не приедет за мной, то некому.
На самом деле я не знаю, что говорить, поэтому слова вылетают из меня в странном хаосе, который меня раздражает. Мне как-то удивительно, что у меня была болезнь, а теперь ее нет. Я разве болела? Я так нервничаю, что вижу, как мой мозг превращается в фиолетовый шарик и крутится где-то возле клавиатуры, показывая мне язык. К тому же, Галя успела мне рассказать, что болеть я буду вечно, последствия после операции ужасные, потому что… и лучше остаться на острове с фламинго.
— Ну вот. Завтра к двенадцати будет готова выписка и больничный. Вам ведь нужен?
— Да.
— Вот я сейчас этим и занимаюсь. До четырех можно вызывать и побыть в палате.
— Кого? Кого вызывать?
— Такси.
Я смотрю на экран компьютера — там мелко-мелко что-то написано.
— А давайте я вам помогу!
Мне хочется отвлечься и вернуть свой мозг, пусть и фиолетовый, вместо островного — буквы бы помогли.
Я, например, не понимаю, откуда взялось такси, а переспрашивать глупо.
— Нет. Вы что, знаете терминологию и рекомендации?
— Нет, но вы мне подиктуете.
Я отличный секретарь, у меня опыт. Секретарь — тоже птица, просто не такая, как фламинго.
Л. А. поджимает губы и, качая головой, отказывается. Жаль. Я говорю всякие бестолковые «спасибо». Он кивает в ответ — привык.
Я — лодка, больше не нужна на острове. Я уплыву с неприкосновенного царского места обитания. Чтобы не плакать, я встаю с дурацкого стула, который немедленно вырастает, словно меня тут и не было. Смотрю сквозь водянистый коридор, прикрывая дверь ординаторской. Захожу в палату, подпрыгиваю и кричу:
— А меня — ВСЕ! Завтра домой!
— Поздравляю! Ой, блин, — говорит Галя, — хоть бы не завтра, что я тут одна делать-то буду?
Именно ее слова возвращают меня, наконец, к чему-то похожему на меня. Я пинаю стул возле тумбочки и разбираю его на две части. Подмигиваю Гале, которая звонит мужу и диктует список нужных на ее острове предметов.
Мне завтра дадут больничный — официальный документ, где будет мое имя. Я выбегаю в коридор и не знаю, как порастратить это неожиданное счастье, чтобы всем стало весело. Подбрасывая телефон, я получаю ответы на мое «Завтра домой» и не знаю, где еще попрыгать.
— А завтра меня домой! — кричу я всем подряд.
Коллеги замирают и… огорчаются. Их никто отсюда не отпускает, а у меня Царь — мне проще.
— А меня завтра домой выписывают, — говорю, подпрыгивая, Зеленому Облаку, выходящему из реанимации. — Поздравляю, — раздраженно-удивленно отвечает он, останавливаясь.
— Спасибо! — весело прыгаю я дальше.
Мне не важно, как он отвечает, я вижу, как они тут работают.
— Эй, — вдруг слышу я Зеленое облако.
Я подпрыгиваю обратно.
— Прыгаешь? А Л. А. разрешил?
— Я не знаю, сказал, что уже все можно.
— Но не так же. Голова не кру…
— жится и…
— Тошнит?
— Нет, — вру я, — а вот Зеленое Облако я больше не увижу.
— Я ни разу не видел.