Ковчег Лит. Том 2

— А мне везет. Я еще лысого фламинго видела.

— Э-э-э… Тебя не рано выписывают?

Я скачу до вечера, натыкаясь на забинтованных коллег и предметы островного быта. Завтра приедет Моя Сестра-Ангел, и конфет привезет медсестрам, и соберет меня. И брат заберет в полпятого. Если что, я уйду сидеть на первый этаж, чтобы никого не видеть, раз меня отлучают от этого моего острова. Даже не думайте, что я переживаю, я всегда знала, что до меня здесь никому нет никакого дела. Мне тоже наплевать. Я по привычке ставлю градусник.

— Скажи врачу, что у тебя температура, тебя не выпишут, побудешь со мной денек, — неуверенно говорит Галя. — Не могу, вдруг остров сожрет меня, как ту синицу? К тому же, — я говорю, — каждый вечер медсестры пишут в журнал, потом, наверное, говорят.

Мы с Галей засыпаем позже всех — без четверти час. Я, наконец, хочу спать, включаю плеер, выключаю свет и почти расслабленно утыкаюсь в подушку левым ухом. — Ой! Включите свет! — кричит баба Настя.

— Что такое? — с интонацией Л. А. спрашиваю я.

Включаю свет.

— Шубу мою! Шубу черную уберите в черный пакет.

— Какую шубу?

Как-то я приехала в госпиталь имени Склифосовского к приятельнице. Я была еще совсем юна и добра. Приятельница лежала с ушибом головного мозга, и мы помогали ее маме. На одной из кроватей лежала проститутка. Ее выбросили из машины прямо на проезжую часть, подобрала и привезла к врачам милиция. Проститутка либо спала, либо ела из чьих-нибудь рук, либо просила проверить, где ее черный пакет с дорогой кожаной черной курткой, юбкой и чем-то еще. Сначала по дури я говорила, что не знаю. А потом что-то меня торкнуло, я подошла к ней и сказала:

— Сейчас узнаю, — и вышла в коридор. Постояв минуты три за дверью, я вернулась.

— Твои вещи в гардеробе, в ящике с замком. Я все проверила. Все на месте.

Она отвернулась и, как потом оказалось, больше уже не спрашивала об этом ни разу.

Галя, старшая медсестра в роддоме, более спокойна:

— Дорогая, не парься, выключай свет и спи.

Я выключаю. Лежу. Начинаю проваливаться в сон. Мне хочется увидеть что-то хорошее и как-то выспаться напоследок. Меня завтра выписывают. Я вроде бы счастлива. — А-а-а-а-а-а-а-а!

Я подскакиваю, включаю свет. Баба Настя орет, сползает с кровати и выдирает из себя катетер и какой-то круглый пластмассовый бочонок с розовой жидкостью.

— Шуба моя!

— Шубу вашу положили в шкаф, — говорю я.

— А в черный чехол сложили?

— Сложили. Приедете домой, она там в чехле.

Баба Настя не унимается, несмотря на перелом, она делает попытки подняться. Мы с Галей наперебой пытаемся объяснить, что вставать ей нельзя, да и незачем.

— Как нельзя? Я в больнице, а Сережку и Володьку убили! В гроб сложили по частям!

Мы пытаемся объяснить, что все живы и к ней приходили. Бесполезно. Я встаю, так как пока больше никто еще не может, иду на пост. Медсестры только что легли спать. — Извините, у нас у бабушки истерика.

— Какая?

— Всех убили.

— А это не к нам, это к врачу.

Громко стучу в ординаторскую. Выходит Красавец, дозастегивая и поправляя халат.

Объясняю. Идет к нам в палату. Я иду следом.

Баба Настя продолжает кричать про гробы и расчлененку. Подтягиваются медсестры. Включают прикроватный свет. Я залезаю на кровать и открываю книжку. Удивительно, но, кроме нас с Галей, все остальные соседки благополучно спят, чудесно похрапывая, словно ничего не происходит.

Красавец, грациозно опираясь на спинку бабынастиной кровати, профессионально-ласково беседует с ней. Медсестры и Галя помогают, я слушаю и читаю. Все ничего, она понимает, где она, тараканов на потолке нет, а есть какие-то коробки с электричеством, но…

— А ты что проснулась-то? — спрашивает медсестра.

— А как же! Вот тот мужик убил моих Володьку с Сережкой. Разрубил и положил в гроб. А потом разбудил меня.

— Какой мужик?

Баба Настя показывает пальцем в мою сторону.

— Эй ты, убери гроб из палаты, — говорит она строго.

— Я не могу, — серьезно объясняю я, откладывая книжку, — мне доктор тяжелое не разрешил поднимать. — Это не мужик! Это девушка, и она спать хочет, — спорят медсестры, смеясь.

Я молчу: что не мужик — очевидно, а спать больше не хочу.

— Какой гроб, баб Насть? — спрашивает, смеясь, Красавец.

— Вот этот, — показывая в центр палаты, уверенно говорит баба Настя.

— А гроб стоит или летает? — спрашиваю я.

— Нет. На месте стоит.