Ковчег Лит. Том 2

Я не выспалась, я все время хочу здесь спать, но спать не могу. Мне жарко и тяжело еще и оттого, что я слышу вчерашний крик Меддамы и непривычную суету. Читать невозможно. Я пью пустырник, который предварительно выливаю в бутылку с водой, сразу весь флакон. Мне нельзя сегодня плакать. Я не хочу, чтобы Л. А. видел что-то подобное. Если прилетит синица — сверну ей шею, и только тогда у меня будет хороший повод поплакать. Остров решил пошутить. Ничего, к чему я привыкла за эти дни, нет — врача нет, анестезиолога нет. Но последнему, как мне кажется, нет смысла ко мне заходить. Островной коридор разрывается криком! Мне тоже хочется крикнуть — соблюдайте режим дня! Верните все на место! Ничего подобного, шум нарастает.

Я ничего не хочу знать, я чувствую, как вчерашняя паника сжимает мне живот и ползет выше. Я слышу, что мужских мест не хватает, в двести десятой одна больная, что можно поставить в двести пятнадцатую еще одну кровать и освободить целую палату. Я прячусь под одеялом и включаю музыку на полную громкость. Итальянский тенор, ничего не подозревая, поет мне о любви. Коридорная история исчезает. Иногда мне кажется, что хлопает дверь, и тогда я срочно выскакиваю из своей норы, чтобы, наконец, увидеть Меддаму и переселяться. В этом случае синица точно не найдет меня. Дверь неподвижно смотрит в мою сторону, и я залезаю обратно, попросив ее хлопать громче, «если что». Итальянец взял паузу, и дверь дернулась.

— Привет, — размахивая руками, говорит Зеленое Облако.

Я вынимаю наушники.

— Здравствуйте. Со мной опять все в порядке. Голова не кружится и не тошнит.

— Хорошо. А вообще?

— Пальцы ног сводит.

Может, обрадуется?

— А, это нормально.

Я киваю, у меня опять все нормально. Облако, махая руками, движется к двери.

— А когда меня выпишут? — хитро кричу я, придумав, как можно развлечься.

— А это не ко мне, это к Л. А., я анестезиолог.

— Тогда усыпите меня до выписки!

Останавливается и смеется, хотя сегодня я бы усыпилась.

— Э-э-э-э нет, усыпить — это знаешь что такое? — качая пальцем, спрашивает Зеленое Облако.

— Знаю! — наблюдая за пальцем, словно за бабочкой, сообщаю я.

— Ну вот, а что говоришь, — взявшись за дверную ручку, он вдруг обернулся. — Сегодня видел, как синица погибла. Ударилась в окно операционной и разбилась.

— Как так?

— Не знаю. Это к чему, как думаешь?

— Мне нельзя спать на животе. Думаю, только к этому.

А может, ее прооперировать?

— Кого?

— Синицу.

— Поздно.

— Летальный исход… и про живот не знаю.

— Ну… спроси Л. А.

Облако унеслось, забыв и про меня, и про синицу. Окно операционной, наверное, уже помыли. Как она могла перепутать второй этаж с седьмым? Может, не моя? Интересно, как там влюбленная женщина? Не тошнит ли ее?

Пустую кровать бабы Зины приходит перестилать сестра-хозяйка.

— А Л. А. вообще пришел? — спрашиваю я, смотря на ее руки.

— Да. Не приходил к вам? Странно.

— Наверное, уже мысленно выписал меня.

— А вы собираетесь выписываться?

— Я собиралась выписываться, как только сюда легла.

— А, по-оня-ятно. Не нравится у нас? А мы вас любим.

— Спасибо, мне хорошо здесь, любопытно, только скучно. А баба Зина жива?

— Ой, я не знаю. Спросить?

— Да нет, не стоит, возможно, она там просто спряталась.

Мне, наверное, нужно выхрамывать в коридор. Нельзя поддаваться острову. Нужно пойти, не хромать, это очень хорошее занятие. Нужно забыть про синицу, переплести разлохмаченные за ночь косы и узнать, будет ли перевязка. Если не будет, я, пожалуй, займусь… У меня есть важное дело. Пара дел. Первое — выудить губную помаду для влюбленной. Второе — нужно вытянуть из острова кое-что еще, только спросить, можно ли это делать. Как ни странно, я вдруг поняла, что разбившаяся синица — это очень правильно, это, пожалуй, хороший знак. Он сдается. Вика-сан все-таки подула, японским колдуньям лучше не говорить про брюки.

Помады в тумбочке не обнаружилось. Помада наверняка лежит в кармане городской куртки, а куртка — в пакете.

Пакет под кроватью. «Блин», как говорил Царь. Я подозрительно смотрю на пол. Мне надо как-то залезть под кровать, все равно режим дня Царем нарушен. Не ждать же его? Совершив пяток экстравагантных движений, я попала под кровать и стала там шуршать в поисках помады.

Странное дело, я точно помнила, что, когда я когда-то давно входила первый раз в отделение, перед тем как стучать в ординаторскую, я накрасила губы и положила помаду в карман. И где она?

— А… ты что там делаешь? — спрашивает меня кто-то.

— Я одну вещь ищу, — поняв, что нахожусь в самом пляжном положении, выговариваю неловко я. Мне видна тонкая полоска серых брюк и носок красного кеда.

— И как?

— Нету, блин.

— Давай обратно, блин.

— Обратно? Это как?

— Как? А думать перед тем как лезть?

— Думать?.. тут врачи думают… цари… я не могу. Я два раза пыталась — не получилось.

— Помочь? — голос смеется.

— Да. Нет. Сама. Да. Не знаю. Помочь думать?

— Ой. Понял. Третий раз тоже не получилось. Вынуть?

— А можно?

— Ты хоть что искала?

— Помаду. Там одной надо дать.

— Ну ладно, помада — это конечно. Женщины… Ты там ни за что не держишься?

— А надо?

— Нет, выдыхай.