Коварство и любовь

Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский, был, по общему мнению, человеком мягким и добрым. К величайшему облегчению архиепископа, король не потребовал его присутствия в своей свите на время летнего путешествия. Архиепископ был скорее сторонником Реформации, нежели истинного католицизма. Зато молодая королева и ее родственники были католиками. Архиепископ предвкушал, как проведет лето в тишине, молитвах и размышлениях, как будет навещать маленького принца Эдуарда, которого тоже оставили дома. Наследника престола сочли слишком юным и слабым для тягот дальней дороги.

И лето не обмануло ожиданий архиепископа. Обошлось без потрясений. Король не страдал от угрызений совести, которые нападали на него каждый раз, когда возникало желание избавиться от очередной супруги. Сущее блаженство! Пока в один прекрасный день секретарь архиепископа не возвестил, что к нему явился некий Джон Ласселс с просьбой об аудиенции. Дело величайшей важности, сказал он.

Томас Кранмер знал об этом человеке все. Джон Ласселс был из реформаторов, причем фанатичных. С абсолютным бесстрашием мог он взойти на костер за свои убеждения относительно Бога и Церкви, которые считал единственно верными. Архиепископ понимал, что визит Ласселса не предвещает ничего хорошего. Однако одному Богу ведомо, что сделает и к кому еще обратится этот человек, если он, Томас Кранмер, его не примет! Король и его двор должны были вернуться через несколько недель. Лучше покончить с этим сейчас и отправить Ласселса назад, прозябать в безвестности.

С тяжелым вздохом архиепископ спросил секретаря:

– Он ждет в приемной, Роберт?

– Да, ваша милость, он ждет, – ответил юный священник.

Снова тяжелый вздох.

– Что ж, хорошо. Я приму его прямо сейчас.

Секретарь сочувственно улыбнулся.

– Я приведу его, милорд.

Вошел Ласселс, раздуваясь от самодовольства.

– Милорд архиепископ, благодарю за то, что приняли меня без промедления! – воскликнул он, кланяясь.

Секретарь архиепископа почтительно удалился.

– Садитесь, сэр, – велел Томас Кранмер, – и говорите, ничего не опасаясь.

Ласселс уселся и начал свой рассказ:

– У меня сведения исключительно деликатного свойства, милорд, и, весьма вероятно, чреватые самыми ужасными последствиями. Дело касается королевы. – Ласселс замолк, чтобы отдышаться. Он говорил без пауз, ему явно не терпелось выговориться.

Я не хочу это слышать, подумал архиепископ. Король счастлив. Что бы ни рассказал сейчас этот человек, это будет означать конец королевской идиллии. Боже, неужели нам мало неудачных браков? Неужели Генрих Тюдор и Англия должны страдать снова? Архиепископ воззрился на Ласселса:

– Говорите же, сэр, но проявите благоразумие, если ваша новость – всего лишь слух или досужий домысел. В таком случае я прикажу вышвырнуть вас вон из дворца. Я знаю, куда вы клоните! И у меня нет времени на глупости.

– Сожалею, милорд, – сказал Ласселс. – Но то, что я сейчас скажу, чистая правда.

Правду эту открыла Ласселсу его сестра, Мэри Холл, которая трудилась горничной у старой вдовствующей герцогини Норфолкской. Госпожа Холл знала Кэтрин Говард с тех самых пор, когда та еще малышкой была отдана в герцогский дом. Она участвовала в воспитании девочки и очень ее полюбила. Однако картина, которую живописал Ласселс, была отнюдь не радостной. За юной королевой числился некий грех юности.

– Так это ваша сестра распускает слухи, господин Ласселс? – сурово спросил Томас Кранмер, когда собеседник закончил говорить. Выдвинутые им обвинения были действительно серьезны.

– Ваша милость, моя сестра – добрая христианка. Не в ее привычках лгать. Кроме того, есть и другие, кто обретался в доме вдовствующей герцогини, а теперь – в свите королевы. Им тоже известно о дурном поведении леди Кэтрин. Если их допросить под присягой, они засвидетельствуют правдивость слов моей сестры о небезупречном прошлом нашей королевы.

– Сегодня, господин Ласселс, я выслушал достаточно. Я желаю побеседовать с вашей сестрой, госпожой Холл. Вы лишь повторяете то, что она вам рассказала. Свидетель не вы, а она. Приведите сестру завтра, и я допрошу ее, – решил Томас Кранмер.

Джон Ласселс встал и поклонился архиепископу.

– Утром, милорд, я приведу к вам Мэри.

После ухода неприятного посетителя архиепископ долго сидел, обдумывая то, что услышал. Шокирующая история. Неужели это правда? Родня королевы, все эти Говарды, не были сторонниками новой религии, однако Томас Кранмер никогда не считал Кэтрин Говард и ее семью угрозой Реформации в Англии. Герцог Томас Норфолк не был таким уж рьяным католиком. Просто привык следовать давно заведенному порядку вещей. Перемен он не любил и противился им там, где мог. Но он знал – иногда надо пригнуть голову, чтобы не погибнуть.