— Рыжик… Ты у нас что… Кот в железной маске?
— Я — кот в картонной коробке, — ответил я.
Но Галя, она, как и Сережа, не понимала того, что я ей говорю.
Да, кстати, она всегда называла меня Рыжиком, а хозяин — Бандитом. Я воспринимал это как имя и фамилию. Есть же у людей имя и фамилия. Так и у меня: позвольте представиться: Бандит, Рыжик Бандит.
Можно, конечно, еще и по имени-отчеству, но я пока не очень об отчестве заботился: пока молод, можно и без отчества. А как на четвертый десяток… то есть на четвертый год пойду, так можно будет солидно отрекомендоваться Рыжик Сергеевич Бандит.
На самом деле жизнь — простая штука. У каждого из нас есть свой дом, и каждый должен иметь кого-то, о чью ногу можно потереться. Но люди (пусть и не все, но многие) почему-то воображают, что кота можно безнаказанно пнуть. В этом их главная ошибка: никому не дается от рождения право на пинок.
Есть такие горе-воспитателя кошечьего племени, что котов, как собак, пытаются дрессировать. Чуть что — за ремень, и наказывать. Только нет таких котов на свете, которых с помощью плетки можно воспитать. Мы не дрессируемся, мы — играем. И единственное, чему обучаемся с блеском, — это дерьмо не раскидывать, а зарывать, кто в наполнитель туалета, а кто в песочек. Эх, если бы все люди вот так же, как мы, коты, — не срали где ни попадя — мир бы не катился потихонечку к катастрофе. Правда, случается, что это песочек на детской площадке. Но это за то, что дети — наши самые страшные враги. Потому что дети, как и коты, — эгоисты, маленькие личности, совершенно не подчинимые. Правда, ребенка согнуть можно, и многим родителям это в конце концов удается. А вот кота — нет.
Как говорил один человек-кот в книге, которую читала Галя: «Вы можете меня сломать, но играть на мне нельзя…» Тот человек, наверное, был из породы кошачьих.
Добавлю от себя: можно играть со мной.
Мой главный враг из кошачьего племени жил через два дома — коротколапый Черныш с длиннющими белыми усами. Он всегда нападал сзади, из-за поленницы или из-под крыльца. Мы катались, сцепившись, по траве, оглашая округу пронзительными воплями, а из клочьев нашей шерсти все окрестные пичуги вили себе гнезда.
Однажды после очередной драки я отлеживался в малиннике. Левый глаз совершенно заплыл, по шерсти текла кровь. Тошнило, как в тот раз, когда я объелся кашей. Хозяйка нашла меня, взяла на руки и принесла домой. Смазала мне морду зеленкой (я позволил) и поставила передо мной миску с любимыми рыбными консервами (я абы какие не ем, только с определенной этикеткой, и хозяйка это знает).
— Бедненький ты мой, тебя же убьют… — сказала она и погладила мне спину. — Как же мы без тебя, Рыжик?
(Голову гладить было нельзя — голова вся, кроме глаз и носа, была в зеленке.)
А потом всхлипнула.
Тогда я, пусть и ненадолго, захотел быть человеком. Я до утра мечтал стать младшим братом Антону. Чтобы меня гладили по голове, жалели, укладывали в кровать и кормили лекарствами. Тогда Галя и Сережа поняли бы наконец то, что я им говорю… А может, и не поняли.
Но утром, выйдя в сад, я вновь захотел сделаться тигром. Тогда я не знал еще, что менять свои мечты опасно. Иначе Небесный кот, перебирающий небесные нити, запутается в ваших нитках и скатает их в клубок, в самый обычный клубок шерсти. И будут каждый день выпадать вам напасти, а радости окажутся так кратковременны, что вы не успеете ими насладиться.
О Небесном коте и нитях судьбы мне рассказал Старик.
Старик приехал в гости к нашей соседке вместе с пожилой парой своих хозяев. Старик-кот был серый, полосатый, мордатый, кастрированный. На его круглой морде навсегда застыло печальное удивление. Первым делом он обошел сад вокруг одноэтажной кургузой дачки, потом перешел грунтовую дорогу и залез на спиленную березу — на тот самый обрубок дерева, на который меня посадили котенком.
Я кинулся со всех лап отстаивать свои права. Одним прыжком очутился у подножия пня и услышал сверху:
— Тише, тише, тише… Я всего лишь исполняю давнее свое желание — залезть на этот высоченный пень и обозреть с него дорогу. У каждого есть заветное желание, и его надо непременно исполнять.
— Это мой пень!
— Друг мой… — отозвался старый кот.
— Я тебе не друг! И я тоже люблю сидеть на этом пне!
— Друг мой, — повторил старый кот. — Ты делаешь это каждый день. И еще будешь делать много-много лет. Это не твое заветное желание. Не так ли? А настоящее заветное желание у тебя есть?
— Ну да… желание есть. Хочу стать тигром, — выпалил я с ходу.
— Солидное желание, — улыбнулся Полосатый. Я никогда не видел, чтобы кот так улыбался, снисходительно, понимающе, лукаво. — Ну что ж… Ты станешь тигром однажды. Когда придет твой тигриный час.
— Хм… — сказал я недоверчиво.
— А пока — не стоит точить когти без надобности, — произнес старик.
— Мам, гляди, коты как будто разговаривают! — засмеялся Антон, сидевший на крыльце с ноутбуком. Он даже от очередной игры оторвался, глядя на нас со Стариком.
— Исполни мое желание… — сказал старый кот. — Оставь на эту ночь в мое распоряжение этот пень. А я исполню твое. Самое заветное.
— Как?