КОТАстрофа. Мир фантастики 2012

На третий день утром, когда я завтракал, Антон накрыл меня картонной коробкой и принялся лупить сверху кулаками и орать какой-то боевой клич. Я кричал от страха, а он смеялся. Тогда я понял — что значит стать жертвой детской ревности. Он привык быть одним-единственным неповторимым и требовал, чтобы его все называли котиком. Так его и называли. Я тоже был котиком — не по какому-то там капризу, а по своей рыжей природе, и любое сравнение меня и его на предмет кошачьих качеств — всегда было в мою пользу. Я был настоящим котиком, а он всего лишь хотел им быть. Однако несмотря на мое шаткое и, скажем так, опасное положение в доме — сносить подобные выпады я не мог. Едва вырвавшись из коробки, я начал контрнаступление. Затаившись в обуви, я ждал, пока мой обидчик пройдет мимо. Я ждал долго. Антон наконец появился. Тогда я выскочил и напал. Когти насквозь прошли сквозь старые джинсы и впились в худую лодыжку. Вопль отчаяния и боли свидетельствовал, что мой удар достиг цели.

В следующий миг Антон гнался за мной с клюшкой. Но не догнал: я лихо взлетел на вешалку. Удар. Мимо! То есть мимо меня. А вот обрубленный пластмассовый крючок вместе с курткой оказался на полу. Еще один удар. Опять меня даже не задело по хвосту — а на пол обрушилась еще одна груда одежды, а вешалка лишилась еще одного крючка. Бой шел до тех пор, пока вешалка не лишилась всех своих пластмассовых зубов, а я не перекочевал на соседний шкаф, где Антон никак не мог меня достать. Он расплакался от бессилия и убежал в свою комнату. А в прихожей появилась хозяйка.

— Антон! — выкрикнула она. — Нет, но почему?!. Почему все крючки!

С этого дня мы с Антоном находились в состоянии перманентной войны. Мой брат пускал в ход деревянную клюшку и пластмассовую саблю, а я свои природные когти — и в итоге победа всегда оставалась за мной. Наверное, если бы он в самом деле хотел меня прибить, то покалечил бы наверняка — это я понял гораздо позже, когда уже вырос. Он просто пугал меня, ставил на место. Но кота невозможно поставить на место — этого мой старший братец не знал. Кот будет драться до конца — с любым, даже самым сильным противником. Так, как будто он не кот, а самый настоящий тигр.

3

Первые три года жизни я просто двигался, действовал, жил, фонтанировал жизненной энергией по максимуму, как любое юное и сильное существо. В молодости мы не задумываемся над собственным предназначением: живем, жмурясь на солнце; когда нам что-то по сердцу — урчим; когда хотим напугать — шипим и пускаем в ход когти. И еще деремся, отстаивая свое место под солнцем, на которое можно жмуриться. Ох, как я дрался! К трем годам башка моя вся была покрыта шрамами, а от ушей остались крошечные обрывки и бугорки. Весной кровавые ссадины покрывали всю морду, к осени башка зарастала шерстью, бока округлялись, и я приобретал более или менее приличный вид — вот только уши выдавали мою геройскую натуру. С некоторых пор в доме меня называли не иначе как Бандит — но всегда с нежностью в голосе, бросая россыпь нарезанной колбасы или кусочек курицы в мою миску.

Разумеется, я бы предпочел более экзотическое имя. К примеру, Петроний. Так звали кота в повести, которую читал Антон. Брат мне об этом рассказал как-то — в тот день, когда в очередной раз пытался мириться. Повесть мне очень понравилась. Тот человек, что ее написал, понимал котов как никто другой. Коты всегда ищут дверь, за которой лето, даже если всякий раз их встречает метель и мороз. Они просто знают, что однажды дверь в лето распахнется. Надо только не лениться ее открывать.

Я два дня переживал, что имя Петроний занято, а потом решил согласиться на Рыжика. Лучше быть миллион первым банальным Рыжиком, чем вторым подражательным Петронием.

По несколько раз за день я обходил свой участок — не только наш сад вокруг дома, но и все ближайшие сады до естественной границы вонявшего гудроном и бензиновыми выхлопами шоссе с одной стороны и до владений Собачника — с другой. Через год все хозяева знали меня в лицо и признавали мою миссию.

Мне оставляли на крыльце или у дорожки что-нибудь вкусненькое — кто кусочек рыбных консервов, кто — нарочно купленный корм. Я шествовал от миски к миске утром, днем и вечером.

— Рыжик, кис-кис…

Ночью тоже я совершал обходы — три или четыре раза минимум. Когда было тепло — усаживался на обрубок березы, тот самый, где меня нашли, и обозревал окрестности.

Осенью, а особенно зимой, в морозы, я совершал небольшой пробег и возвращался в дом, ложился на кровать в ноги хозяйке, к утру она сворачивалась калачиком, а я занимал добрую треть двуспальной кровати.

— Скоро этот Бандит вообще тебя с койки выживет! — вздыхал поутру хозяин и чесал меня за ободранным ухом.

4