Корсар с Севера

Ну да вряд ли «Че Гевара» будет придерживаться классической фехтовальной тактики. Он ведь понятия о ней не имеет.

Выбрав саблю (с затупленным лезвием), Олег Иваныч встал в фехтовальную стойку: правая нога вперед, левая — под углом, туловище повернуто боком — поражающая поверхность уменьшилась вдвое.

Подобная поза оказалась в новинку для Абу-Факра. Он хмыкнул. Начнем?

Начнем. Олег Иваныч произвел первый выпад, отбитый противником и перешедший в новый скользящий удар с оппозицией.

Абу-Факр отбил и его. Хоть не силен в теории, зато практики явно хватало. Практики, полученной не иначе как в лихих пиратских рейдах. Улучив момент, Абу-Факр сам перешел в атаку, совершив длинный выпад и чуть было не коснувшись острием нагрудника Олега Иваныча. Так называемая атака стрелой.

Сразу же последовал отбив. Затем — ложная атака с финтом. Олег Иваныч якобы вознамерился нанести рубящий удар справа, но в последний момент молниеносно перенес атаку вниз…

А он довольно ловок, этот пустынный «революционный романтик». Среагировал мгновенно. Хотя, конечно, не успел парировать удар, но уклонился. Улыбнулся, крикнул: «Якши!» Сам перешел в атаку. Яростно, страстно. Только мелькало в свете факелов блестящее лезвие, да бегали по стенам стремительные тени.

Олег Иваныч произвел ряд отбивов, уклонился и… Эх, все-таки света явно недостаточно! Получил-таки колющий в грудь! Расслабился, блин, импресарио чертов!

Абу-Факр издал победный клич. С вызовом глянул. Еще, мол?

Ну, еще так еще!

Теперь Олег Иваныч стал осторожнее. Тщательно маскировал атаки. Ни одного прямого удара не наносил, все с подвохом. Загонял соперника, не давал ни на мгновение расслабиться. А когда казалось: вот-вот, вот сейчас будет удачный момент — нарочно сделал удары чуть вялыми. Устал, мол, слегонца, притомился. Ты ждешь этого момента, Абу-Факр, так вот он, пользуйся!

Абу-Факр воспользовался. Сорвался в атаку, обрушив на противника целый каскад ударов. Рубящих, колющих — всяких. Не заметил, как клинок Олега Иваныч змеей коварно скользнул вдоль собственной его сабли. Оба лезвия слились на миг в каком-то почти что сексуальном единстве. И…

Оп! Одним движением Олег Иваныч резко потянул саблю противника вперед и вверх. Словно выпорхнувшая из гнезда птица, клинок Абу-Факра взвился в воздух, казалось, в самое небо. Упав на землю, откатился с жалобным звоном.

Знай наших! Так-то.

Абу-Факр восхищенно хлопнул его по плечу:

— Не опасаясь, назови свое имя, воин! И скажи, что ты делаешь в компании этого старого ишака Хакима?

Олег Иваныч, во-первых, и понял-то всего несколько слов: «имя», «ишак Хаким». А во-вторых, почему б и не сказать имя? Не зваться же «артистом больших и малых академических театров», все равно не поверят.

— Местные называли меня Ялнызом Эфе…

— Ялныз Эфе! Так это ты! Ва, Алла! Вот так встреча!

Абу-Факр восхищенно зацокал языком. Нельзя сказать, чтобы Олегу Иванычу была так уж неприятна подобная слава. Скорее, наоборот. Вот, оказывается, знаменит на всю Нумидию, как здесь называли Тунис и Ливийскую пустыню. Впору автографы раздавать. Интересно только, откуда о нем знают в этой дыре?

— Один мой тунисский знакомый сражался с гяурами на «Тимбане» у берегов Мореи.

Ах, вот оно что. Знакомый. «Тимбан». Морея. Ну, в общем, ясно. Ну, сразились, теперь хорошо бы поесть и, если можно, выпить.

— Вах! — всплеснул руками хозяин. — Да ты и в самом деле страшный богохульник, Ялныз Эфе!

О нет! Имидж богохульника Олегу Иванычу ни к чему. Вдруг этот «Че Гевара» — религиозный экстремист? Ночью отрежет головы всем «артистам», запросто! Надо выкручиваться.

— Фетва! — припомнил он наставления рыжебородого немца Шафиха-эфенди. — Мулла… Э… Мулла Новруз дал мне. Фетва. Их бин больной.

— А, фетва. Понятно. Хотя не очень-то ты похож на больного.

— Так ты вина-то принесешь, или нет у тебя?

«Че Гевара» приказал слуге. Тот поклонился, ушел и вскоре вернулся с большим оловянным кувшином. Налил одному Олегу Иванычу.

— А ты что, не будешь?

— Вах, вах!

— А, да… Ладно. Ну, будь здрав тогда!

А ничего винишко! Похоже на рислинг, даже повкуснее.

…Пока он таким образом развлекался, его приятели развлекали других.

После намаза перед караван-сараем, под пальмами, расселись караванщики во главе со стариком Хакимом. Горели воткнутые в землю факелы.

Первыми перед публикой — а собралось много, человек сорок, караванщики и обитатели оазиса — появились ребята: Гришаня и Марко.

— По всей Нумидии и Берберии, от Ливийской пустыни и до земель черных зинждей, — нараспев начал Марко, — по всему Магрибу, по всей Ифрикии кочуем мы, неся людям радость. Все знают нас, а не знают, так скоро узнают, да пребудет с вами милость Аллаха. Слушайте же грустную песню о пылкой красавице Лейле и влюбленном в нее юноше Меджнуне. Начинай, Гриша.

Гришаня мерно забил в бубен. Покачиваясь в такт ударам, Марко запел о несчастной любви, приведшей к смерти. Слова выучил хорошо — ни разу не сбился.

Никто из слушателей не шелохнулся. Сидели раскрыв рты. Кто-то даже всхлипнул.