Еще с послевоенных лет, когда бушевал здесь развеселый Железнодорожный рынок, в просторечье «Толкучка» стала «Ямка» пристанищем блатных с Железки самого криминального района города, примыкающего к ЖД-вокзалу. Сюда приходили делать дела: продавали свои подводы наводчики, сбывали дурь и шмаль дурогоны, обсуждали дневные успехи воры карманники, лихие ребята сбивались в шайки для очередного гоп-стопа. Да и просто пила и веселилась со своими марухами вокзальными проститутками, разная уголовная шпана. Но, несмотря на подобную публику, скандалов и драк в баре почти не случалось. Посетители опасались смотрящего, который каждый вечер занимал место за удобным столиком в углу зала. Если кто-то из перебравших приблатненных и начинал бузить, как из-под земли, вырастали крепкие ребята и без разговоров выкидывали беспредельщика за дверь.
Смотрящим за Железкой был поставлен вор в законе Саша Чибис, прозванный так за фамилию, птичий нос и кряхтящий голос. Каждый день к семи часам вечера он приходил в «Ямку» как на работу. Вернее, это и была его работа. Он принимал деньги в общак, ставил прави́ло, разбирал споры, решал дела.
Вот и сейчас Чибис сидел на своем месте за маленьким столиком и потягивал пиво. К нему приблизился высокий парень ярко выраженной уголовной внешности. Всё у него было в наличии: блатной прикид, протокольная рожа, железные зубы и синяя вязь татуировок. Звали парня Костик Могильных.
– Вечер добрый, Чибис, разреши присесть к тебе? – спросил он подобострастно. Заискивающе улыбаясь фиксатым ртом.
– Здорово, Могила, здорово. Садись. — Чибис поднял руку.
Немедленно подскочил официант.
– Чем тебя угостить, Костя? — прищурился законник.
– Ты хозяин, – ответил тот.
– Тогда, – притворно задумчиво сказал Чибис, – принеси моему гостю сто пятьдесят водочки с прицепом и селедочки пожирнее. И пошустрее давай.
Могила сел за стол, закурил, а проворный халдей мигом поставил перед ним запотевший графинчик с водкой, кружку пива и порезанную селедку на тарелке.
— Фарту тебе, Чибис, — и вылил содержимое прямо в глотку.
Подождал, пока приживется, отпил пива и закусил селедочным хвостом.
Чибис, прищурившись, наблюдал за своим гостем. Ритуал был соблюден, пора поговорить о делах скорбных.
– Чем порадуешь Костик, получили с фраерка?
Могила важно кивнул.
– Макнули.
– Точно наглухо?
– Точняк! Четыре раза заточкой в бочину, больше не встанет.
– Меня не колышет, сколько раз вы его тыкали. Пульс проверял?
– Да там мандавошка эта, Манька Форточница, которая на подхвате была… окуляры те, что ты снять велел, у нее прямо в руках загорелись. Полыхнули, чисто паяльная лампа. Я не понял, чо это было? В общем, обожгло ее сильно, она и забазлала на весь околоток, мы с Котом её в охапку и подорвались оттуда. А насчет фраера… да в натуре, Чибис, после такого не живут. Кот забойщиком работал, свиней резал только так, с одного замаха. А свинью-то мочкануть потрудней чем человечка.
– Смотри, Костик. Серьезным людям этот фраерок дорогу перебежал, с самой Первопрестольной малява на него была. Если что не так… Ладно, держи лавэ. Заслужил, – он двинул по столу завернутую в газету пачку денег. – Косарь я тебе давал, тут еще девять. С такими грошами сможете залечь с Котом на годик. Лаве в саквояж и на юга. Пройдет время про вас все и забудут. Правильные люди говорят, за пацанчика этого, никто особо землю рыть не станет. Лишний он тут, никчёмный. Покопают месяцок и спишут на висяк.
* * *
Прошла бездна времени, а я еще был жив. Где-то далеко, горел неярко огонек, и я понял, что должен добраться до этого огонька. Мне обязательно надо было до него доползти…
Чувствовал, как жизнь уходит из моего тела, и проваливался в темноту.
Сознание ненадолго возвращалось, я снова полз, и жгучая боль была единственным ощущением, что соединяло меня с настоящим.
Я, то окунался в небытие, то ненадолго выныривал из звенящей темноты. Не думал и не мог думать. Весь был захвачен ощущением ухода из жизни.
Я повернулся на спину, стараясь придушить, прижать к земле, раздавить свою боль. И мне стало легче. Открыл глаза и увидел над собой большие яркие звезды. Их было очень много, и меня удивило, что они совсем не мерцают, а застыли светло и неподвижно, как на фотографии.
– Феликс! Феликс!
Я с трудом открыл глаза и опознал в человеке, склонившемся надо мной, Женьку. Она металась вокруг меня, рыдала, пыталась куда-то тащить, но я был слишком тяжел для нее. Потом, что-то решив, она унеслась прочь. Простучали по асфальту каблуки, я закрыл глаза, а когда снова их открыл, обнаружил рядом с собой, буквально голова к голове, рыжего кота. Он потянулся ко мне мордочкой и потерся, своей мохнатой щекой, о мою. Было приятно и щекотно, а боль исчезла.
В следующий раз придя в себя я услышал стрекотание мотора мотоцикла. Возбужденно переговаривались два голоса, мужской и девичий. Потом меня подхватили с двух сторон, подняли с земли и потащили.
Глава 19
Майор Леонов из Обнорска позвонил в два часа по полудню, как и договаривались. Харин поднял трубку.
– Слушаю тебя, Петя.